Возвращение

Штиль Жанна

Герр Штольц в роли организатора и исполнителя убийства? Наташа посмотрела на него пристальней. Кто бы мог подумать? Этот добродушный, почти святой человек…

Словно поняв её взор, старый слуга грустно кивнул:

— Конечно, сейчас я немочный старик. Но в былые времена. — Заметно приосанился, выпятив грудь и сжав рукоять кинжала. — Если потребуется, я и сейчас смогу… Укажите, кого нужно… Ради вас я на всё пойду, моя госпожа.

— Верю, герр Штольц. Ваша преданность нашей семье мне известна. Но откуда королевский дознаватель мог узнать об убийстве?

— Кто? Тайный советник короля? Который приезжал с нотаром и опекуном в поместье? — задумался

мужчина. — Он ничего не знает. Никто ничего не знает… Только вы и я… Понесли кони и паланкин сорвался в ущелье. Ненастье поспособствовало. Потребовалось два дня, чтобы поднять обезображенные тела. Уверяю вас, не осталось и следа. Если желаете, я расскажу, как всё произошло. — Решительно вздёрнул подбородок.

Наташа поморщилась, отгоняя видение:

— Не нужно подробностей.

Ну что ж. И здесь всё становилось на свои места. Шамси блефовал, и ему методом тыка удалось попасть в точку. Что окажется прав, он не знал. А то, что она строила план мести Шоленбургам, лишь подтвердило, что она истинная дочь своего отца. Если Витолд в силу своего возраста принимать участие в мошенничестве не мог, то его бабушка была в курсе всего и не помешала зятю и мужу сотворить зло, за что понесла наказание смертью дочери.

Что-то мешало девушке удовлетвориться наказанием постфактум. Скорее всего, старая пфальцграфиня не поняла, что кроется за несчастным случаем. Знай она об истинном положении дел и сознавая, что стала виновницей гибели дочери, кто знает, дожила бы она — обречённая на муки совести — до нынешних дней? Такое знание стало бы для неё заслуженным наказанием.

Безнадёжность, страх, отчаяние. Подобные муки испытывал её отец, лишённый надежды на продолжение поисков пропавших жены и дочери. Кто знает, может быть, он был близок к цели и удалось бы спасти маму.

Сухими воспалёнными глазами Наташа смотрела в тёмный потолок. Её ждала очередная бессонная ночь. В приоткрытое окно доносились выкрики подвыпивших постояльцев, переместившихся на улицу в зону отдыха. Эффектное появление тайного советника, разговор с ним и герром Штольцем не давали покоя. Она поставит завершающую точку в мести отца. Пфальцграфиня должна узнать причину гибели дочери и зятя.

Наташа пересматривала в комоде свитки, определяя значимость каждого. Визит Шамси побудил её воспользоваться тайником, и теперь она откладывала то, что предстояло убрать с глаз долой. Дойдя до пергамента с распиской Эриха в получении от герцогини фон Мидем фибулы в качестве оплаты за оказанные услуги, убрав его в «сейф», снова достала. Что-то тревожило. Вновь раскатав его, всматривалась в строки, соображая, что могло её насторожить. Пробежав глазами до конца, вернулась к началу. Вроде всё верно: передача фибулы, отсутствие претензии, дата, подпись. Перед мысленным взором возникла сухонькая подслеповатая старушка-герцогиня, трясущейся рукой размазывающая соус по своей тарелке. Подпись! Вот оно! Крупная, разборчивая, чёткая, сделанная твёрдой уверенной рукой. Значит ли это, что Эрих совершил подлог и фибула украдена? Походило на то. И как теперь быть? Уличить его во лжи и нажить себе ещё одного врага? Только этого ей сейчас не хватало!

Закончив сортировку документов и закрыв тайник, она так и не решила, как поступить с Эрихом. Но то, что он не получит Элли в жёны — знала наверняка.

Слегка заторможенная после сытного обеда, она стойко боролась со сном, не желая поддаваться слабости. Стоит сейчас лечь спать, и беспробудно проспит до вечера, тем самым

нарушив режим ночного отдыха. Пока давала указания старшим групп, решала с Эрихом вопрос закупки пробной партии вина от нового поставщика, пересчитывала и вносила в книгу двухдневную выручку, не чувствовала, как тело налито усталостью, а глаза прикипают к ширме, за которой её ждёт райское наслаждение сном.

Решив уединиться от раздражающего шума таверны: стука дверей, гула людских голосов, бряканья кухонной утвари, Наташа, прихватив веер Хельги, направилась по узкой дорожке в сторону треугольной перголы, расположенной в самом дальнем уголке сада. Ближе к вечеру она обещала Гензелю подключиться к его творчеству и показать, как делать картины из солёного теста. Мальчик увлёкся лепкой, и свои поделки аккуратно складывал в небольшой ящичек, плотно закрывая его крышкой от возможного набега грызунов. Куно, освоившись в новом месте, всё ещё худой, с проплешинами вылинявшей шерсти, обласканный маленьким хозяином, неизменно следовал за ним, внимательно следя за каждым его движением.

Обеденное солнце палило нещадно, а здесь, в тени увитой плющом постройки, теряющейся в зелени деревьев, отцветающих кустов сирени и колючего терновника, девушка, откинувшись на спинку скамьи и вытянув ноги, расслабилась. Думать ни о чём не хотелось. Прикрыв глаза и опахиваясь веером, слушала мягкое гудение пчёл над мелкими соцветиями барбариса, щебет пичужек в густой кроне над головой. Только бы не заснуть.

Услышав приближающиеся шаги, приоткрыла глаза. По узкой дорожке, чеканя шаг, задевая полами лёгкого кафтана ветки разросшегося кустарника, к ней спешил Витолд. Вот кого она сейчас не хотела видеть, так это его. Но он, видимо, думал иначе. Его решительный невозмутимый вид вызвал неприязнь. Наташа, чертыхнувшись, сменив расслабленную позу на светскую, подала гостю руку для приветствия.

— Вам нездоровится? — участливо спросил он, косясь на плавно двигающийся веер в руке пфальцграфини и заглядывая в её лицо.

Она знала, что бледновата, если не серовата. Оставив вопрос без ответа, протяжно вздохнула.

Он сел на соседнюю скамью, настолько близко от девушки, насколько позволяла угловая конструкция перголы.

— Как ваша бабушка, господин пфальцграф? — спросила Наташа, чтобы не казаться совсем уж невоспитанной.

— Лежит. Она просит вас навестить её.

— Сожалею, но в ближайшее время буду очень занята. Может быть, отправить к вам мою травницу?

— Пожалуй, не будет лишним, — нахмурился он.

Хельга, узнав о недуге Ретинды, спрашивала, почему Наташа не хочет помочь пожилой женщине, как когда-то помогла отцу? Тогда она ушла от разговора. Если бы это был кто-нибудь другой, она бы, не колеблясь, подсказала метод лечения, но не в данном случае. Даже её совесть молчала, проявив солидарность с хозяйкой.

— Я хотел пригласить вас завтра на конную прогулку, — палатин окинул её быстрым взором, — но вижу, вы нездоровы.

— Верно.

Веер медленно нагнетал прохладу на покрывшееся испариной лицо. В животе неприятно похолодело. Что с ней? Неужели ненависть к этому человеку настолько сильна, что её тело неосознанно противится любому проявлению внимания с его стороны? Или это страх? Она покосилась на руки мужчины — ухоженные, с длинными сильными пальцами с коротко остриженными ногтями — и представила их, уцепившихся в шиворот её платья, сдёргивающих её под копыта скачущей лошади.

— Вэлэри, бабушка хочет поговорить с вами. Как только вам станет лучше, навестите её.