Возвращение
Шрифт:
Чарли помолчал и потом он стукнул себя по коленке.
— Черт побери, я совсем забыл. Твоя мать испечет тебе торт, как только придет в себя. Ей хочется знать, какой торт ты предпочитаешь?
— Любой, — ответил ему Роберт.
— Но тебе все равно придется сказать, ты же знаешь свою мать.
— С вишнями.
— Вишни. Я так и знал, что ты выберешь именно этот.
Чарли пытался развеселить мальчика, но у него было тяжело на сердце, и он знал, что Роберт все понимает. Мальчик лежал и смотрел на
— Мне жаль, что так случилось с малышкой, — сказал он.
— Да, — у Чарли перехватило горло. Он посмотрел на часы и поднялся со стула.
— Мне нужно идти. Я запустил работу в гараже за эти дни. Но я буду навещать тебя каждый день, и, как только мама придет в себя, я привезу ее сюда в фургоне Клю.
На прощанье от двери он помахал Роберту рукой.
Линн, пока медленно восстанавливала силы, никогда не говорила о девочке. Казалось, что ее вообще не существовало. Она постаралась забыть о ней, и даже первое чувство вины исчезло из ее памяти. Смерть малышки ничего для нее не значила. Все ее мысли были только о сыне.
Однако теплым днем, когда Линн почувствовала себя почти нормально, она дошла до Херрик Сент-Джона, чтобы кое-что посмотреть в лавке. В окошке магазина висело объявление «Продается колыбелька, совершенно новая». При виде записки на ее глазах выступили слезы. Она повернулась и отправилась домой. Было время обеда, и Чарли был дома.
— Что такое? Почему ты плачешь? — спросил он.
— Я плачу по нашей малышке, — сказала Линн. — Ты так хотел ее, а я тебя подвела!
Чарли крепко обнял жену.
Роберт провел Рождество в больнице. Наступил Новый год, но еще сохранялась теплая погода, и когда они приходили к Роберту, то видели, как он, лежа на спине, неотрывно смотрел на кусочек неба в рамке окошка. Ему нужно было пролежать еще месяц, пока с него снимут гипс. Дни, казалось, замедлили свой ход.
Неподвижность повлияла на него, силы уходили из его мышц и костей. Казалось, он усох и стал таким маленьким. Его руки и плечи были очень худыми. Лицо, прежде всегда загорелое, сильно осунулось и было нездорового серого цвета. Черты лица обострились, кожа сильно натянулась, щеки впали.
Но, хотя время тянулось так медленно и он страдал от пролежней и от зуда кожи под гипсом, мальчик все выдерживал.
— О чем ты думаешь, — спрашивал его Чарли, — когда тебе приходится лежать здесь одному целыми днями?
— Я представляю, как будто я и поле с дедом, иду вместе с ним за плугом, — ответил Роберт. — Поле расстилается так далеко, и я покрикиваю отстающим: «Пошевелись! Побыстрее догоняйте нас!» Потом я поворачиваю и начинаю следующую борозду. По дороге я пытаюсь увидеть на пашне птиц… Сзади меня догоняют грачи, и я слышу их крики…
Роберт прервался и тихо улыбнулся.
—
— Как у тебя дела с ногами? Ты уже что-нибудь чувствуешь?
— Нет, — ответил Роберт. Он поморщился.
— Иногда приходит сестра и щекочет мне ноги, но я до сих пор ничего не чувствую!
— Ну, — заметил Чарли. — Может, через неделю-другую…
— Одиннадцать дней, — сказал Роберт и крепко сжал зубы. — Мне бы только дождаться, когда с меня снимут гипс, и мои ноги пойдут сами…
— Да, тогда берегитесь сестры, когда они пожелают прийти и попробовать пощекотать тебя!
Но Линн и Чарли боялись этого дня. За день до того, как собирались снять гипс, они разговаривали с доктором Гейтом.
— Чего можно ожидать теперь?
— Трудно сказать. Кажется, что должен быть шанс, но почему-то у него до сих пор отсутствует чувствительность в ногах. Я должен сказать, что меня это настораживает.
— И нас тоже.
— Завтра, когда мы снимем гипс, мы сделаем рентген, чтобы проверить, как затянулась трещина.
— А если нет?
— Ему снова придется лежать в гипсе. Но если трещина зажила как следует, я надеюсь, что мальчик сможет двигаться и постепенно полностью выздоровеет.
— Когда же мы все узнаем?
— Приходите завтра после трех часов дня и вызовите меня. К тому времени мы уже все будем знать.
Линн и Чарли приехали ровно к трем, но им пришлось прождать до половины пятого. Линн к тому времени уже была вне себя от волнения. Когда к ним вышел доктор Тейт и пригласил к себе в кабинет, они поняли по выражению его лица, что у него для них плохие новости. Он сел за свой стол и положил руки на край. Линн и Чарли, выпрямившись, сидели перед ним на стульях.
— Новости для вас хорошие и плохие. Рентген показал, что трещина заросла. И мы этим очень довольны. Но обе ноги еще парализованы Я считаю, что во время травмы пострадали нервные окончания позвоночника.
Линн побелела.
— Насколько сильно они пострадали? — спросила она.
— Этого мы не можем сказать, у нас нет для этого возможности. Но существуют две вероятности.
Хирург помолчал, глядя на Линн, потом заговорил, медленно и тщательно подбирая слова:
— Если нервы были разорваны, я должен вам сказать, что ваш сын никогда не сможет ходить.
Он помолчал и затем продолжил:
— Но если нервы были всего лишь поранены, существует вероятность, что мальчик сможет ходить. Но я не могу сказать, сколько пройдет времени до его выздоровления, или же сможет ли он выздороветь полностью.
Хотя он говорил медленно и четко, сначала Линн ничего не поняла. Ей пришлось еще раз повторить слова врача себе самой.
— Как вы считаете… каков все-таки прогноз?