Возвращение
Шрифт:
– Кажется, у интенданта сегодня случился крах иллюзий. – Морено сочувственно улыбнулась.
– Вовсе нет, – возразил де Брис. – Ассистент неправильно поняла природу моих рассуждений. Я с удовольствием поеду хоть на Шпицберген и расспрошу там каждого проклятого пингвина, что он думает о парниковом эффекте… но только если это будет в твоей компании, вот так. За нас!
– За нас. Однако, – усомнилась Морено, – мне кажется, на Шпицбергене не водятся пингвины. Ну да, а завтра в любом случае появятся новые задания, правда?
Де Брис кивнул:
– Думаю, да. Пусть комиссар и Мюнстер сами выруливают из всего этого.
– Да, наверное, нелегко. А ты на самом деле как думаешь? Раскроют они это в результате?
Де Брис прожевал последнее печенье и немного подумал.
– Понятия не имею. Хотя у меня такое чувство, что раскроют. ВВ, наверное, выйдет из больницы с окрепшей бульдожьей хваткой. С ним будет трудно поладить.
– Как будто это раньше было легко.
– Да, – вздохнул де Брис. – В этом ты, конечно, права. Хорошо, что я на нем не женат.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего.
Морено посмотрела на часы:
– Кстати, по-моему, пора закругляться.
– Согласен, пора. Спасибо за прекрасный день. Да и вино уже закончилось, иначе я бы охотно за тебя выпил.
– Ты уже сделал это два раза, – констатировала Морено. – Достаточно. Я не терплю чрезмерного количества лести.
– И я тоже. Пойдем домой.
Войдя в кабинет, в первые доли секунды Ван Вейтерен подумал, что не узнает его. В голове пронеслась мысль, что после двенадцатидневного отсутствия можно ошибиться дверью, но потом стало понятно, что это тот самый старый кабинет, в котором он работал. Может быть, его смутило яркое послеполуденное солнце, бросающее косые лучи через грязное окно. Вся дальняя стена за письменным столом, занятая книжными полками и шкафами с документами, купалась в ярком, слепящем солнечном свете. В лучах кружилась пыль. Жара была как в печке.
Комиссар подошел к окну и открыл его. Задвинул жалюзи и таким образом довольно сносно отразил атаку раннего лета. Оглядевшись, он понял, что перемены совсем не так радикальны, как показалось на первый взгляд.
Если точно, их было три.
Во-первых, кто-то прибрал на столе. Сложил бумаги в одну стопку, прежде они лежали веером. «А на самом деле, не так уж и плохо», – оценил Ван Вейтерен. Странно, что ему самому это не пришло в голову.
Во-вторых, кто-то поставил у телефона вазу с желтыми и фиолетовыми цветами. «Сразу чувствуешь, что ты популярен и любим, – подумал Ван Вейтерен. – Строг, но справедлив… глубоко внутри».
В-третьих и в последних, появилось новое кресло. Серо-голубого цвета. Этот цвет напомнил ему пальто, которое Рената как-то купила в Париже во время одного катастрофического отпуска. Цвет назывался «провансальский голубой», если, конечно, память ему не изменяет, на что она способна. Во всяком случае, у кресла были мягкие подлокотники, регулируемая спинка и подголовник, что в целом напоминало сиденья в вагоне первого класса в какой-то из соседних стран, в какой именно – он не помнил.
Комиссар осторожно сел. Сиденье оказалось таким же мягким, как и подлокотники. Спинку не закрепили. Под сиденьем имелось несколько рычагов для регулирования всевозможных функций, а именно: высоты сиденья, положения спинки, степени ее подвижности и других. На столе лежала инструкция с цветными картинками и подробным описанием кресла на восьми языках.
«Ну
Через двадцать минут все было готово, и как раз когда он уже начал прикидывать, как будет проще и быстрее всего раздобыть пива, позвонили из приемной и сообщили, что к нему пришла посетительница.
– Пусть проходит наверх, – распорядился Ван Вентерей. – Я встречу ее у лифта.
В субботу в здании полиции народу было немного, и ему не хотелось очутиться в ситуации, в которую как-то угодил Рейнхарт. Однажды тот не встретил шедшего к нему доносчика, у которого оказались не самые хорошие способности к ориентированию, в результате чего он зашел в кабинет начальника полиции и уснул там на диване. Хиллер сам нашел его утром в понедельник, и, как Рейнхарт ни оправдывался, говоря, что двери в свой кабинет можно и закрывать, например воспользовавшись таким устройством, как ключ, начальство не увидело в этом смягчающих его вину обстоятельств.
– Ваше имя Елена Клименска? – начал он, когда женщина села на стул для посетителей.
– Да.
Перед ним сидела, без сомнения, довольно элегантная дама лет пятидесяти – пятидесяти пяти, как оценил комиссар, с темными крашеными волосами и запоминающимися чертами лица, слегка подчеркнутыми тщательно продуманным макияжем. От нее пахло дорогими духами. Во всяком случае, так решил Ван Вейтерен.
– Меня зовут комиссар Ван Вейтерен, – представился он. – Как я объяснил, у меня к вам разговор по поводу ваших свидетельских показаний в связи с судом над Леопольдом Верхавеном в Маардаме в ноябре тысяча девятьсот восемьдесят первого года.
– Это я поняла. – Она сплела пальцы рук на черной лакированной сумочке.
– Расскажите мне, пожалуйста, на что вы опирались в своих показаниях?
– Я… я не совсем понимаю.
Ван Вейтерен достал из нагрудного кармана новую зубочистку и стал ее внимательно рассматривать, одновременно пробуя менять позицию спинки кресла.
«Неплохо, – подумал он. – Кресло может прекрасно подходить для допросов. Хотя, конечно, жертва в таком случае должна сидеть на треногой табуретке или на ящике от овощей».
– Ну? – сказал он.
– Мои свидетельские показания? Да я просто случайно проходила мимо и видела их… там за торговым центром.
– Кого их?
– Его и ее, конечно. Верхавена и ту женщину, которую он убил… Марлен Нитш.
– Где вы проходили?
– Что, простите?
– Вы сказали, что проходили мимо. Я хочу знать, где вы находились, когда их увидели.
Она откашлялась.
– Я шла по тротуару улицы Звилле и видела их на Крегерлаан…
– Почему вы подумали, что это именно они?
– Я их узнала, разумеется.
– До или после?
– Что вы хотите сказать?
– Вы знали, что это Леопольд Верхавен и Марлен Нитш, когда видели их, или поняли это потом?
– Конечно, потом.
– Вы были знакомы с кем-то из них?
– Нет.
– На каком вы были расстоянии?
– Восемнадцать метров.
– Восемнадцать?
– Да, восемнадцать.
– Откуда вы это знаете?
– Расстояние замерила полиция.
– Как они были одеты?
– На нем были голубая рубашка и джинсы. На ней – коричневая куртка и черная юбка.