Возвращение
Шрифт:
Купи Уазик, со всеми наворотами, резина – бездорожье, оформи на нас , страховка, доверенность без ограничений – на любое лицо.
Купи мне какую -нибудь одежду и белье полегче, а то я поехал ничего не взял с собой.
Нет! Купи на свое усмотрение одежду, чтоб можно было одеть четверых, как я. Только разную. В плечах на размер больше.
Пишешь? Пиши!
Купи шесть велосипедов – тоже все разные для пацанов от шести до двенадцати.
Найдешь на улице пацана на велосипеде – тащи
– Двенадцать, тринадцать телефонов! Оформишь безлимитное обслуживание.
Насчет велосипедов записал?! Удочки, лодки... лодок две! Мячи футбольные, волейбольные и все на твое усмотрение для шести пацанов. Учти что по «факту» будет их человек... Ты у нас спортсменистый – тебе виднее.
...Сам прикинь, что на три месяца пацанам может в деревне понадобиться. Дай Наташу!
– Что-то случилось, я все слышала. Мы ведь все волнуемся, вы так пропали неожиданно.
– Наташа! Я не пропал! Записывай – Михайловы, Павел, Александр, Алексей. Посмотри, не работают ли они у нас. Найди, у кого они работают. Позвонишь и скажешь мне – сегодня. Если «да», то пусть кто -нибудь будет сегодня в семь на связи. Все! Дай Андрея!
– Андрей! Забыл сказать. Мне сюда связь. Интернет. Компьютеры. Андрей, выйдешь на связь со мной в шестнадцать, нет в семнадцать часов. Доложишь!
...Давно Николай не чувствовал такого удовлетворения, от принимаемых решений. Все было просто! Отец в таких случаях говорил: «Как Тульский пряник!» или – «Просто, как молоток.»
...Ребятня ввалилась в дом с какими-то разноцветными пакетами, шумные, чумазые от мороженного. Надя улыбалась.
– Вы как тут, Николай! Были у дяди Миши?
Николай отрицательно помотал головой: –Павел велел дом сторожить!
– Пашке поруководить, как бодливой корове, – рога почесать. Хлебом не корми! – Люда поставила под стол пакеты. Мальчишки побросали свои рядом и выскочили на улицу.
– Все купили! Всего хватит! С Надей подумали, борщ сварим, окорочков нажарим, салаты... обойдемся – Люда смотрела на Николая, ожидая его ответа. – Там батюшка у деда-то. Ты бы сходил, Николай! Она, как бы извиняясь, посмотрела прямо в глаза.
... Дед Михаил так же лежал на столе.
Народу было значительно больше. Вдоль стены стояла лавка, на которой сидели старушки. Молодой батюшка читал молитву. Запах ладана был резким и каким-то чужим в этом доме. Увидев Николая, старушки потеснились, освобождая ему место. Место было прямо около стола. Красный гроб был ярким и казался ненужным в этой комнате, где все, начиная от стен и потолка было теплого цвета топленого молока. Батюшка, кого-то призывал принять к себе раба божьего. «Почему раба?» – думал Николай, глядя на качающееся кадило и мерный звук цепей. Захотелось спать.
«Со
...Николай вспомнил похороны отца. Ему показалось, что время вернулось и что на столе лежит, не дядя Миша.
«Со святыми упокой!» Николай не мог вспомнить, был ли тогда у отца священник.
Все было как-то быстро, как сквозь сон. Так и ушел отец что-то недоговорив.
Николай редко говорил с отцом. И отец тоже редко говорил с ним. Николай подумал, что он, наверное, стал очень похож на отца.
«Со святыми упокой!» Он видел и чувствовал, как все рады на работе, когда он с кем -нибудь заговаривал.
«Я разучился говорить!» – подумал Николай, вслушиваясь в размеренную речь батюшки, в позвякивание цепей.
«А то в пузе вырастет!» –вспомнились слова отца.
«Вырастет!» – Николай почувствовал, как по щеке течет слеза.
Он наклонил голову, слезу убирать не хотелось. Он чувствовал её. Чувствовал, что к горлу подкатил какой-то твердый комок и встал.
«Как много не успели сказать друг другу мы,» – он представил отца.
Оба были сильными, не допускали и мысли, показать слабость или растерянность. Всегда казалось, что отец вот–вот начнет говорить о том, что земля не может принадлежать человеку. Что это человек может принадлежать земле. Николай пытался объяснить, что по закону, если хочешь, что-то делать на земле, забери в собственность её. А отец всегда начинал волноваться и говорил, что «ни Ермаку эта земля не принадлежала, ни Ивану Грозному, ни царям, ни цареубийцам... а ты захапал ее и как клещ, пьешь из нее. Пьешь... Раздуваешься и лопнешь!» Николай говорил, что «он налогов платит столько, что город прокормить можно». Отец говорил: «На налоги город прокормишь, а остальное куда? Куда ты собрался все остальное девать? Куда? Кому?»
...Слеза повисла на щеке. Николай, стараясь казаться незамеченным, смахнул ее и стал разглядывать пол. Подошел маленький мальчишка: «Дядя Коля, я сяду к тебе?» Николай огляделся – это обращались к нему.
– Садись!
– Я – Пашка, – мальчуган устроился на коленке.
– А папка кто – Саша? – тихо спросил Николай.
– Нет, мы – Алексеевичи. У дяди Саши –Александровичи. У тебя – Николаевичи. У дяди Паши – Павловичи! Дядя Паша – тезка мне. Тезка – это когда имена одинаковые. А вот Колек у нас никого нет. Один ты у нас – Николай.
Люда с Надеждой стояли в дверях, глядя на него с малым Пашкой.
– Пойдем! – Николай взял Пашку за руку. Ему не хотелось, чтоб Пашка был здесь, ему казалось это неестественным – крепкий белобрысый пацан, стол и дядя Миша.
Пашка старался крепко держаться за руку и шел чуть впереди.
– Коля! Скажи братьям, что машина подошла, а то они говорят – «на руках донесем». Мужики тоже говорят – «на руках». Посмотри! – Людмила показала глазами на улицу.