Возвращение
Шрифт:
Устя пожала плечами.
Не обращала она на сестру внимания, ее вина. Но Усте и не до того было, она училась чуть не каждую минуту, не до сестры тут. А бабушке-то проще, ей только учить надобно, она все вокруг видит.
– Не видела я, бабушка. С чего ты решила?
– Мазь мою она всю извела, еще попросила.
– Так прыщи же. Какой девушке такое понравится?
– Пусть так. Под глазьями у нее круги синие. Не высыпается, явно на свидание к кому-то бегает...
Устя задумалась.
Может, и договорились бы до чего
Загремели ворота, зашумели люди. И на подворье принялись въезжать телеги с продовольствием, фуражом, скотиной, птицей...
Вернулся хозяин.
Боярин Алексей Иванович Заболоцкий, и сын его, Илья Алексеевич.
***
Фёдора слегка потряхивало.
Если бы не Михайла...
Оказывается, иногда от смерти человека ничего и не отделает?
Ложка, миска - и яд...
И ты, как Михайла, валишься под стол, выблевывая кишки. И лекари качают над тобой головами, произнося глубокомысленное: 'На все воля Божия'.
Божия?!
Нет, того подонка, который решил подсунуть ему, Фёдору, яд!
Мужчину аж затрясло от негодования. Его бы воля...
Всех бы под кнут! И джерманцев, всей улицей, и... и всех, на кого они покажут! Всех перепороть, добиться правды, казнить всех виновных, чтобы больше никто!
Чтобы никогда!!!
Руди только головой покачал. И сделал единственное, что мог. Отвез Фёдора в единственное место, в котором тот чувствовал себя в полной и совершенной безопасности. В терем к царице Любаве.
Та ахнула, ужаснулась, захлопотала вокруг сына.
– Феденька! Мальчик мой!
И стал он тем же самым мальчиком Федей, который бежал к матери после нападения страшного зверя петуха, который плакал, жалуясь на разбитые коленки... будь ему хоть сорок лет, хоть восемьдесят. Для матери он всегда малышом и останется.
– Маменька...
И Любава так и захлопотала вокруг сына.
Лекаря позвала, напоила-успокоила, уложила... ладно уж!
Сонного зелья подсыпала. А сама отправилась разузнавать, что и как. К Борису, конечно, куда ж еще? Пропустили ее сразу. Не заставили ожидать.
***
– Государь!
– А, Любава Никодимовна? Проходи, коли пришла.
– Государь, я не просто так...
– Фёдор у тебя?
– У меня. Спит он сейчас, истревожился, бедный!
– Несчастный малыш, - произнесла царица Марина. Любава только зубами скрипнула. И не придерешься, ни к тону, ни к словам. Но почему ей чуется тщательно спрятанная издевка?
– Государь?
– Любава подчеркнуто не обратила внимания на царицу Марину.
– Тут дело такое, Любава Никодимовна. Допросили всех по горячим следам, клянутся джерманцы, что ничего в еду не подкладывали. Да и царевича в первый раз увидели. И не думали, что зайдет он к ним. Допросили Истермана, со всем уважением. В кабак они пришли... не туда они сначала пойти хотели. Сам Фёдор решил заглянуть,
Дурой Любава не была. И понимала, что ежели так... схватить невиновного можно. А кто запретит убийце еще раз яда подсыпать?
– А кто тогда? Кто мог это злодейство совершить?
– Будем искать, Любава Никодимовна. А покамест охрану к Фёдору приставим. А то любит он везде гулять, и об опасности не думает.
Любава кивнула.
– Женить его надобно, государь. Чай, с хорошей-то женой гулять его и не потянет!
Тут даже Марина не нашлась, что возразить.
Борис кивнул.
– Смотри, Любава Никодимовна. Успенский пост прошел, осеннюю ярмарку отгуляли. Впереди Рождественский пост. Скоро уж начнется. *
*- Успенский пост - условно 2 недели в августе, рождественский с конца ноября и до Рождества Христова. Даты варьируются, так что называю примерно. Прим. авт.
– Вот на Святки можно и смотрины назначить. Пока оповестим всех, пока пригласим боярышень, пока съедутся они в Ладогу... как раз и ко времени будет.
Любава кивнула.
С нужным ей человеком она собиралась переговорить раньше. Или Платошу попросить, он справится. На то и Раевский.
– Поговорю я с Фёдором.
– А там и посмотрим. Татей мы искать будем, а Фёдор пусть к свадьбе готовится.
Любава кивнула.
Не было бы счастья, да несчастье помогло, не иначе. И Маринка, чертовка такая, не против. Сидит, молчит, только глазищами своими черными так и стрижет по сторонам.
Гадина!
Точно, гадина!
Нельзя такой красивой быть. Тем паче, быть красивее Любавы.
***
Ужинали все вместе, как и положено то в семье.
Боярин Заболоцкий во главе стола, супруга рядом, сын, потом уж по старшинству.
Прабабушка могла бы и рядом с хозяином сесть, да не стала. Чего его лишний раз дразнить?
Ужинали спокойно, уже потом, когда ложки отложили, Алексей Иванович и поинтересоваться решил.
– Надолго ли к нам, Агафья Пантелеевна?
– Скоро уж уеду, - отмахнулась прабабка.
– Снег ляжет, дороги замерзнут как следует, я и отправлюсь по своим делам. По весне вернусь.
На лице у боярина было написано: 'чтоб тебе там льдом покрыться, ведьма старая'. Но промолчал.
Оно, конечно, сейчас волхву в родне иметь неполезно. Не одобряют этого.
А с другой стороны... кто тебя лечить-то будет, когда сляжешь? В храм бежать, молиться там, лоб разбивать? Поможет тебе, как же!
Еще и лоб болеть будет.
Все в воле Божьей? Так-то да, но и самому лечиться надобно. Бог там поможет, где ты сам не совладаешь, а коли ты дурак от рождения, то Боженьку не ругай. Сам ты себя в могилу и сводишь.
– Хорошо, Агафья Пантелеевна. Ты знаешь, мы тебя всегда видеть рады.
– Знаю, Алешенька. Знаю. И поверь, благодарна я вам, за кров, за уход. Устя мне очень помогла.