Возвращение
Шрифт:
– А ежели не любимый? И не родич?
– Есть и еще один вариант, что для мужчины, что для женщины, - Агафья отвечала обстоятельно. Может, и хорошо, что девочка этот разговор завела, лучше о таком-то знать.
– Вот выйдешь ты замуж, думаешь, просто так все будет?
– Ну...
– Я сейчас не о словах в церкви сказанных, хотя и они силу имеют. Я сейчас о том, кто твоим первым мужчиной станет. Думаешь просто так раньше следили за этим строго? И следили, и смотрели, и бывало такое, что и на капище все происходило?
Слышала о таком Устинья. Только церковь то свальным грехом объясняла, а на самом деле оно как?
– Объясни, бабушка. Не понимаю я покамест.
– Между тобой и первым твоим мужчиной связь образуется. Равно как и у парней с первой их женщиной. Словно отпечаток это лежит. Для тех, кто силой не наделен, оно тоже опасно, но не так. Что с них взять-то? Поболеют, может, ребенок какой не выживет... опасно это для тех, кто силой наделен. Ежели все по доброй воле, любишь ты мужа, готова ему все отдать, тогда и ему хорошо, и у тебя втрое сил прибудет. А если связь с кем недобрым образуется, могут с бабы сил тянуть... да, и с мужика так же. И тогда плохо будет и мужику, и бабе, хорошо будет тем, кто станет силы твои пить.
Устя руку к горлу поднесла.
– А... может тогда сила узнать того человека?
– Ежели привыкли они друг к другу, то пожалуй, что и могла,.
– задумалась Агафья. И не обратила внимания, как торопливо, желая скрыть бледность, отворачивается внучка, получившая страшный ответ. Если Федор и она...
– Бабушка, а разорвать такую связь можно?
– На капище. Волхвы то умеют и делают. Делали ранее.
– А ежели не на капище?
– Монастырь. Пост, молитва.... У всех по-разному это происходит, но думаю, лет десять, и свободна любая будет.
Устя чуточку свободнее выдохнула.
– Любовь еще. Когда человек любит, душа его любые оковы рвет, только чувство искренним должно быть, до последнего дыхания.
Чуточку полегче Устинье стало.
– А перепривязать?
– Никогда я о таком не слышала.
Устинья кивнула задумчиво. И то... как о таком услышать? Ее случай - единственный в мире, наверное, и она рассказывать не будет ничего.
Но в этой, новой жизни ее первым мужчиной Федор не станет.
Ежели не получится, как она задумывает, она... да хоть в кабак пойдет, к пропойце какому! Но только не Федор!
Больше - никогда!
***
Разговоры у царской четы велись обычно по ночам. После того, как первый пыл страсти утолен, можно и кваса испить, и поговорить.
Борису с супругой и разговаривать нравилось.
Умна, этого не отнимешь. А и что толку в дурочке? Прекословить не будет? Так ведь и умных не рОдит! А для царя это важнее...
Ежели золотарь какой, так ему умная баба и не надобна - к чему? Выгребные ямы чистить и так справятся. А царю державу надо передавать.
Эх, вот Федька баран бараном, даром, что царевич. И в кого бы?
Мать у него умна, этого не отнимешь, отец дураком не был. А сын не удался.
Кому его травить-то понадобилось?
– Вот и я удивляюсь, - согласилась рядом Марина. Оказывается, последнюю фразу Борис вслух произнес.
– Кому это надобно? Он же ничего не решает, ни на что не влияет, и джерманцам то ни к чему, разве франконцам? Те могут. Но опять-таки, царевич - не дворняжка безродная. Когда ты дознаешься правды, ты не пощадишь.
– А дознался бы? Али нет?
– Почему б не дознался?
– Подумай, милая, когда б так случилось, что Фёдор яда откушал, да и помер в том кабаке. Могло быть?
– Могло. Я с лекарем говорила. Тот мальчишка... Михайла Ижорский, он чудом жив остался. То ли яда не так много съел, то ли быстро на него отозвался.
– То есть?
– Лекарь мне объяснил, все по-разному чувствуют. Один, поев несвежих щец, сразу в нужник побежит, второй полночи промается, а все одно плохо ему будет, третий и не почует ничего. Разве что потом животом помается чуточку, да и забудет. Вот, Михайла оказался из первых. Которые чувствительные.
– А Фёдор мог бы и не сразу ощутить.
– Да. А как яд бы в кровь всосался, его б ничего и не спасло.
– Надо будет наградить парня.
Марина кивнула. Фёдор ей пока был нужен. Так что...
– Допустим, Фёдор бы там и помер, в кабаке.
– Ага. Дружки б его перепугались, начали б татя искать своими силами, тут бы народ крикнул бить джерманцев - и что б началось?
Марина только поежилась.
Что такое бунт, она знала. И как бывает страшна толпа, когда на кого-то охотится - тоже.
– Жуть бы началась.
– Правильно. Столица б дней десять не успокоилась, и как тут татя сыскать?
– Никак. А что джерманцы говорят?
– Что неповинны они. Ничего, палачи дознаются.
– Так может, и правда они не повинны ни в чем?
– И такое может быть. Посмотрим. Женю я Федьку, пусть дома, с женой сидит, а не по кабакам таскается с дружками.
Марина усмехнулась, рука ее поползла вниз по мужскому телу, сомкнулась в нужном месте...
– Пусть... сидит. Главное, чтобы жена была хорошая.
– Смотрины устроим, пусть выбирает. Из правильных...
На том разговоры и закончились. И снова началось сладкое безумие, завертело-закружило... и то, с правильной женой в кабаки не тянет!
Хорошооооо...
***
– Дуняша, что это такое?
Боярин Заболоцкий письмом помахал перед супругой.
Не писал ему раньше-то царицын брат, не бывало такого. Ан - вот лежит письмо, блямба сургучная поблескивает, сломанная.
О чем боярин Захарьин написал?