Возвращение
Шрифт:
– Хорошо, маменька.
– Я вас обеих люблю, за каждую мне больно. Потому и предупреждаю.
– Я поняла, маменька.
Устя и правда поняла.
Она промолчит. Матери и так тяжело, но сейчас боярыня, практически, просит свою среднюю дочь за младшую. Понимает, что младшая может совершить нечто недоброе, что может причинить вред, не по глупости, а по злобе и зависти - и все равно просит.
Ты уж прости ее заранее, Устя.
Кто ж виноват, что она такая... дура завистливая...
Глава 9
Из
Ох, Аксинья - Ксюшенька, сестрица любимая...
Ты-то для меня была любимой, а я для тебя?
Неуж и тогда ты завидовала? И из зависти... только чему там завидовать было? Муж на меня смотрел, как на седло какое, свекровь ноги вытирала, в палатах меня в грош не ставили. Только и оставалось, что слезами уливаться.
Детей не было, счастья не было... царский венец? Так и его не стало.
А мы ведь в последний раз в монастыре виделись. Не в палатах.
И смотрела Аксинья с завистью и ненавистью. Так смотрят, только если у меня что-то есть, а у нее нет. И это что-то было важно для нее, очень важно...
Но что?
Это мне было впору завидовать.
Это мне впору было тосковать, кричать, ненавидеть... а ненавидела она. Почему?
Что я сделала не так? Что могла у тебя отнять? Чем обидела?
По сей день понять не могу. И исправить... как исправить то, чего не знаешь?
Вроде бы и сейчас ничего плохого не сделала, а она так на меня злится. Не понимаю...
Матушка-Жива, направь, помоги и подскажи. Все сделать можно, знать бы, что делать нужно! А пока только молиться и остается.
***
– Поеду я, съезжу к Заболоцким.
– Федя, и не удумай даже.
Фёдор вспыхнул, было, но под взглядом Платона Митрофановича сник, а маменька и вовсе добила.
– Феденька, радость моя, ведь не нашли татя! И того, кто покушался на тебя первый раз, тоже не нашли.
– Найдут еще, - проворчал сын.
– Не Устинья ж на меня покушалась?
– Это понятно. А ежели ты и ее под удар подведешь?
Вот об этом Фёдор не думал. И Михайла, который, по своему обычаю, подслушивал царевичеву беседу, тоже.
А и правда!
Вот ежели подумать, правильно говорит боярин. А может ли Михайла себе то на пользу обернуть? Сделать так,, чтобы Устинья к нему ближе стала?
К примеру, прийти, про покушения рассказать, да предупредить ее, чтобы осторожнее была? Так не поверит! Что там! И разговаривать с ним не будет! Аксинью предупредить? Чтобы та сестру настроила правильно?
А этой что говори, что не говори, в голове одна любовь с ромашками. Половину перепутает, вторую
Делать-то что?
Но пока Михайла раздумывал, боярин Раенский уже свое слово сказал.
– Ты, Феденька, племянник любимый, лучше почаще в храм наведывайся. Там и зазнобу свою повидаешь, и батюшка ее в твоих намерениях убедится.
– Поговорить бы.
– Она тебе ясно передала. Позорить себя не позволит. И права она, ты сам то понимаешь.
Фёдор понимал. Он и не разгневался, когда ему слова Устиньи передали. Все правильно. Лучше получить от невесты пощечины до свадьбы, чем рога после свадьбы. Если сейчас она себя блюдет, то и потом блюсти будет.
– Понимаю. Буду я в храм ездить, обещаю.
– Вот. А потом просто выберешь ее, и все. Поздно уже будет. Не рискуй, Феденька, ведь боярышня - не царская дочь, ее и убить могут, и сглазить, и еще как испортить...
– Не буду.
Фёдор вдохнул.
Он подождет.
Но...
Устинья все равно его будет! И впервые, наверное, Фёдор подумал о другом.
А ведь она бы и царицей могла быть не хуже маменьки. Только вот матушка за царя вышла, а Устинья за царевича...
Вот был бы он царем...
***
– Настя?
Вот уж кого боярышня не ожидала.
Когда в коридоре ей почти под ноги кинулась зареванная холопка, которую она уже спасла от отцовских плетей...
– Я, боярышня.
– Случилось что?
– Боярышня... миленькая, родненькая, Господь тебя храни! Боярин меня в деревню отсылает! И женимся мы с Егоркой на Красную Горку!
Устинья с иронией подумала, что этот брак точно будет более счастливым, чем ее.
Если ее свадьба вообще будет. Если она не справится...
– Совет вам да любовь. Заглянешь ко мне завтра, я тебе еще на обзаведение денег дам. Поняла?
Устя себя чувствовала в ответе за холопку.
Хоть Настасья и дрянь, да не такая, как Верка. Да, полюбовницей у боярина была, так не по доброй же воле! И гоголем по двору не ходила, и боярыне не дерзила... почти. А что было, так то с отчаяния. Батюшка-то у Устиньи не Бог весть какой красавец. Мало от него девчонке радости.
А приневолит - и не откажешься.
Сейчас Устя это понимала.
Верка - та готова была на купол храма влезть и оттуда орать от счастья, что боярин ее выбрал. Смотрела презрительно, подарки клянчила, наушничала, подличала.
Настасья просто терпела.
За то Устя ей помочь и собиралась.
– Боярышня! Я для вас... что хотите сделаю!
– Спасибо, Настасья. Да есть у меня все, разве с платьями мне поможешь. Такую вышивку, как ты умеешь, никто не повторит, руки у тебя золотые.