Возвращение
Шрифт:
Настасья вздохнула.
– Добрая ты, боярышня. Дай Бог тебе жениха хорошего. Царевича-королевича...
Устя поморщилась.
Царевича... дал уже! Отворотясь не насмотришься!
– Али не по норову он тебе?
– прищурилась Настасья.
Почему Устя откровенничать решила? Она и сама не знала.
– Мое дело отца слушать. А люб, не люб... что у меня воли, что у тебя.
– И то верно, боярышня. Неуж не люб тебе другой никто? Сестра твоя - та себе милого дружка нашла,
– Сестра?
– Не знала ты?
Устя головой качнула.
Прабабушка говорила про Аксинью, да Устя попросту забыла. Тут все одно к одному и легло. Батюшка приехал, прабабушка уехала, потом боярин Раенский с визитом... теперь вот, все подворье на ушах стоит. Платья шьют, суетятся... Аксинья и из головы вылетела.
– Я и не подумала. Говори, что знаешь?
Настасья тоже таить не стала.
– Знаю. Встречаются они малым не каждый день, на сеновале.
– Ох, Ксюха!
– Вроде как до бесчестья у них не дошло. Но Егор...
– Егор тоже знает?
– Тут такое дело, боярышня...
Настасья рассказывала честно.
Конюх Егор ей люб был давно. Только вот он холоп, она холопка, над ними боярская воля. Куда тут денешься. А потом еще люба она оказалась боярину.
Егор тогда чуть с ума не сошел, Настасья его кое-как утешала. Говорила, что натешится с ней боярин, да и выкинет. А коли сейчас попробовать у него игрушку отбить - пропадут они оба.
Егор умом все это понимал, а сердце-то не каменное!
Вот и бегала к нему Настасья, боялась, что любимый натворит что-нибудь... а бегать-то как? Скажет кто боярину, что полюбовницу он с конюхом делит - обоим головы бы не сносить!
Приходилось таиться, да по сторонам оглядываться.
Вот, в одну из ночей Настасья и заметила Аксинью. Которая точно так же кралась, оглядывалась - и направлялась на сеновал.
Какая бы женщина устояла?
Настасья исключением не оказалась. Егор ее в ту ночь не дождался, Настасья занималась более важным делом. Подсматривала и подслушивала.
Как она поняла, Аксинья и Михайла...
– КТО!?!
Устинье чуть дурно не стало.
– Михайлой она его зовет, боярышня.
– Оххххх...
– Никак знаешь ты его?
– Волосы светлые, глаза зеленые, высокий...
– Глаза не видела, темно было. А волосы светлые и высокий. И вроде как из царевичевых ближников он, сам говорил.
– Он...
– Боярышня?
Устя дышала. Ровно и размеренно.
– Ты... уффф говори, Настасья. Уффф... Слово даю, уфффф, молчать буду. Уфффф... Дурной то человек...
Настасья только головой покачала.
Чудит боярышня. А и то, коли сестра с каким поганцем свяжется, тут всем достанется.
– Он ей рассказывает, как любит. И она ему
– Сволочь. Уфффф...
– Может и так, боярышня. Встречаются они не так, чтобы часто, но раз в пять - десять дней увидятся обязательно.
Устя медленно кивнула. Сердце чуточку успокоилось, черный огонь внутри больше не обжигал.
Ах ты ж мразь такая!
Что ж ты с моей сестрой-то делаешь?! Ненавижу, Жива-Матушка, как же я его НЕНАВИЖУ!!! До крика, до безумия, до черной волны, которая застилает разум, стоит только ту последнюю ночь вспомнить - и вой к небу рвется, ровно волчий.
Не спущуууууу!
Не прощууууу!
И за сестру - тоже спрошу!
– Как Михайла на подворье к нам попадает - знаешь?
– Нет, боярышня.
– Настя... вот что. Три рубля хочешь? На обзаведение?
– Хочу, боярышня.
– Узнай, как он на подворье попадает. Попроси Егора своего поглядеть за Аксиньей, и сама постарайся. А за мной не пропадет.
– Я вам и так отслужу, боярышня. Вы нам с Егором жизнь спасли.
Устя коснулась руки холопки.
– За то, что я сделала, Настасья, ты со мной полностью расплатилась. Я тебе должна.
– Поговорю я с Егором. Они уж дней шесть не виделись, со дня на день должны.
– Хотела бы я их застать. Раньше, чем батюшка...
Настасья задумалась.
– Не знаю, боярышня. Я с Егором поговорю, а дальше - только молиться и останется.
Устя кивнула. Можно и помолиться. Но Михайла...
Аксинья...
Да что ж она, дурочка, не думает ни о чем?! Он же... она же...
Матушка-Жива, да что ж это делается-то?!
***
– Боренька, нельзя нам сегодня. Разве что рядом полежим...
– Маринушка моя. Мне с тобой всегда радостно, русалочка моя.
Царица Марина опустилась на кровать.
– Хоть побыть рядышком.
Борис тоже вытянулся на кровати, притянул супругу к себе.
– Ребеночка от тебя хочу, Маринушка. А лучше двоих или троих.
– Я ведь говорила, Боренька, не лгала тебе изначально. Я у матушки одна получилась. В роду нашем бабы поздно созревают, поздно рожают, но и старятся тоже поздно. Рожу я тебе еще... подожди чуточку.
– Буду ждать, сколько скажешь. Только сына мне подари. Или дочку, с такими же глазищами, как у тебя.
– Подарю, Боренька. Бог даст, и двоих подарю, и троих. Может, и мне на богомолье съездить? Ты поедешь в один монастырь, ну и я тут, рядышком?
– Расставаться с тобой не хочу. Даже на день, даже на час. Уж сколько лет вместе, а я без тебя сам не свой делаюсь.