Возвращение
Шрифт:
— Именно во имя нашей любви я и хочу, чтобы ты ушла, — сказал он, заглядывая ей в глаза. — Я догадываюсь, что ты сейчас чувствуешь. Это действительно огромная жертва для нас обоих. Но я прошу тебя об одном: согласись, давай принесём эту жертву.
Катрина вздрогнула, потом замерла; лишь пальцы нервно теребили оборку на платьице из муслина.
— Если я и принесу эту жертву, — дрожащим голосом медленно проговорила она, — то и ты должен пообещать мне, что больше никогда в жизни не потребуешь от меня ничего подобного. Ты должен пообещать,
— Я не могу тебе в этом поклясться!
— Как же, в таком случае, ты можешь требовать, чтобы я выполнила твою просьбу? — возмутилась Катрина. — Нет, дорогой, такова цена моего согласия, и ни золото, ни драгоценные камни, ни прекрасные слова не могут её изменить. Если ради нашей любви ты не способен принести небольшую жертву, тогда уходи, Роран Молот, я больше не желаю тебя видеть. Никогда!
«Я не могу потерять её!» И хотя душу Рорана терзала невыносимая боль, он склонил голову и промолвил:
— Хорошо, я даю тебе слово.
Катрина кивнула и, словно разом утратив все силы, опустилась на стул — напряжённая, прямая, — и, вытирая слезы рукавом платья, прошептала:
— Отец возненавидит меня за это.
— Как же ты ему об этом скажешь?
— А я не скажу! — И она решительно топнула ножкой. — Он, конечно, запретил мне заходить в Спайн, но теперь ему придётся понять: я уже взрослая и сама принимаю решения. Во всяком случае, последовать за мной он вряд ли решится; он этих гор больше смерти боится.
— Но, возможно, он ещё больше боится потерять тебя.
— Посмотрим. Кстати, к нашему возвращению — если мы, конечно, вообще оттуда вернёмся, — ты, я надеюсь, успеешь поговорить с ним о нашей помолвке? Тогда у него будет достаточно времени, чтобы остыть и как-то с этим примириться.
Роран вдруг заметил, что невольно кивает в такт её словам, но в глубине души все же таилась подлая мыслишка, что им должно очень и очень повезти, чтобы все получилось так, как они задумали.
И РАНЫ НОВЫЕ…
Роран проснулся с рассветом и некоторое время лежал, глядя на белый потолок и слушая собственное ровное дыхание. Потом скатился с кровати, оделся и прошёл на кухню, где отрезал краюшку хлеба, положил на неё ломоть мягкого домашнего сыра и вышел на крыльцо.
Он неторопливо жевал, любуясь восходом солнца, когда вдруг из соседнего сада вылетела целая стайка возбуждённых детишек, которые, радостно повизгивая, играли в «Поймай кота». Следом за детьми выскочили и матери, тщетно пытавшиеся их поймать, и Роран некоторое время смотрел, как эта разноголосая толпа исчезает за углом, а потом пошёл на кухню, где к этому времени собралась вся семья Хорста.
— Доброе утро, Роран, — приветливо кивнула ему Илейн и, распахнув ставни, озабоченно
— Ну и хорошо, пусть идёт! — откликнулся Хорст. — Тем легче нам будет незаметно подняться на гору Нарнмор.
— Нам? — переспросил Роран, садясь за стол рядом со все ещё сонным Олбрихом.
Хорст кивнул:
— Слоан прав насчёт еды и прочих припасов: мы должны помочь отнести все это к водопадам, иначе им там долго не продержаться.
И они решили, что часть мужчин пойдёт с женщинами и детьми, а остальные останутся защищать деревню.
После завтрака Роран, Балдор и Олбрих упаковали провизию, одеяла и прочие припасы в три больших тюка, взвалили их на спину и двинулись к северному краю деревни. Роран довольно сильно прихрамывал, но боль была уже вполне терпимой. По дороге они встретили троих сыновей Лоринга, нагруженных примерно так же.
У внутренней стороны рва, полукольцом охватывавшего деревню, уже собралась довольно большая толпа — дети, их родители, бабушки, дедушки; все страшно суетились, занятые подготовкой к походу. Кое-кто привёл ослов, чтобы переправить в горы груз и самых маленьких детишек; ослики стояли в сторонке и нетерпеливо покрикивали, что лишь добавляло нервозности этой всеобщей суёте.
Роран опустил поклажу на землю и внимательно осмотрел тех, кого ему предстояло вести в Спайн. Сварт, дядя Айвора, считавшийся самым старым человеком в Карвахолле, сидел на тюке с одеждой и забавлял какого-то малыша своей длинной седой бородой. Биргит привела Нолфавреля. Рядом с ней стояли Фельда, Нолла, Калита и другие матери с одинаково встревоженными лицами. Пришло немало и тех, кто ещё колебался — и мужчин, и женщин. В толпе Роран заметил Катрину. Она увязывала какой-то узел. Заметив его взгляд, она улыбнулась ему и вернулась к своему занятию.
Поскольку сборами явно никто не руководил, Роран постарался как-то отделить ненужную суету от действительно важных действий. Все припасы следовало как следует упаковать. Затем он обнаружил, что маловато бурдюков для воды, и попросил принести ещё. Через несколько минут бурдюков оказалось штук на десять больше, чем нужно. Все это поглотило большую часть драгоценных утренних часов.
Роран оживлённо спорил со старым Лорингом насчёт возможной нужды в запасных башмаках, когда вдруг заметил стоявшего в конце проулка Слоана.
Мясник наблюдал за оживлёнными сборами. На лице его было написано презрение, таившееся в уголках опущенных книзу губ. Впрочем, презрение превратилось в злобное недоумение, когда Слоан заметил в толпе Катрину, уже взвалившую на плечи тяжёлый мешок и тем самым лишившую его всякой надежды на то, что она здесь только в качестве помощницы. Слоан побагровел от гнева, на лбу у него вздулись жилы.
Роран бросился к Катрине, но Слоан опередил его. Ухватившись за её заплечный мешок, он принялся яростно сдёргивать его на землю, крича: