Возвращение

Паолини Кристофер

Нари, схватив Эрагона за руку, потянул его вслед за королевой и её свитой, уже удалявшейся меж мохнатых сосен и прохладных папоротников. Оказалось, что, пока они беседовали в тронном зале, солнце почти село, и весь лес был пронизан его янтарными лучами; травы и стволы деревьев сияли так, словно их покрыли каким-то золотистым маслом.

«Ты ведь понимаешь, не правда ли, — услышал Эрагон голос Сапфиры, — что король Эвандар, о котором упоминал Лифаэн, это, должно быть, отец Арьи?»

Эрагон споткнулся и чуть не упал.

«Ты права… — сказал он. — И это значит, что его убил то ли сам Гальбаторикс, то ли Проклятые».

«Ну

да, преступления Гальбаторикса — как круги на воде».

Процессия остановилась на вершине небольшого холма; эльфы уже установили там длинный стол на козлах и расставляли вокруг него стулья. Весь лес кипел бурной деятельностью. В преддверии вечера по всей Эллесмере вспыхнули весёлые огоньки, а неподалёку от пиршественного стола запылал огромный костёр.

Кто-то передал Эрагону кубок из того же странного дерева, на которое он обратил внимание ещё в Керисе. Он залпом выпил прозрачное питьё и задохнулся: горячий напиток обжёг ему горло. «Больше всего это похоже на сидр с мёдом, — решил Эрагон, — только странно — отчего это у меня стали так чесаться кончики пальцев и уши? И зрение словно каким-то чудесным образом прояснилось?»

— Что это за напиток? — спросил он у Нари.

— Это фёльнирв! — рассмеялся тот. — Мы делаем его из очищенного сока бузины и лунных лучей. При необходимости сильный человек может целых три дня странствовать, питаясь лишь этим напитком.

«Сапфира, тебе необходимо его попробовать!»

Дракониха понюхала питьё, открыла пасть, и Эрагон вылил туда из своего кубка остаток фёльнирва. Глаза Сафпиры вдруг расширились, она завиляла хвостом и заявила:

«Вот это да! А больше у тебя нет?»

Ответить Эрагон не успел: к ним, топая, подошёл Орик и проворчал, качая головой:

— Дочь королевы! Хотел бы я прямо сейчас сообщить об этом Хротгару и Насуаде! Клянусь, им было бы о-о-очень интересно!

Королева Имиладрис, усевшись в кресло с высокой спинкой, снова хлопнула в ладоши, и откуда-то появилось четверо эльфов, нёсших музыкальные инструменты — две арфы из вишнёвого дерева и набор тростниковых свирелей; четвёртый же — вернее, четвёртая, — не несла ничего, ибо это была певица, и она незамедлительно воспользовалась своим дивным голосом.

В её весёлой песенке Эрагон понимал примерно каждое третье слово, но и этого оказалось достаточно, чтобы заставить его улыбаться. В песенке говорилось об олене, который никак не мог напиться из озера, потому что сорока все время дразнила и отвлекала его.

Вдруг взгляд Эрагона упал на маленькую девочку, притулившуюся за спиной у королевы. Присмотревшись, он, однако, понял, что это совсем не девочка: её спутанные волосы были не серебристыми, как у многих эльфов, а совершенно седыми, выцветшими от времени; лицо ссохлось и покрылось морщинами, напоминая сушёное яблочко. Он не мог бы назвать это существо ни эльфом, ни гномом, ни человеком. Когда «девочка» поглядела на него и улыбнулась, он, к своему ужасу, заметил у неё во рту ряды острых хищных зубов.

Певица умолкла, и паузу тут же заполнили арфы и свирели. К Эрагону то и дело подходили эльфы, желавшие лично его поприветствовать, а также — и он чувствовал, что это для них гораздо важнее, — поздороваться с Сапфирой.

Эльфы по очереди изящно раскланивались с ним, поднося пальцы к губам; Эрагон отвечал им тем же, без конца повторяя формулу древнего приветствия. Затем ему задавали несколько

вежливых вопросов о совершенных им подвигах, но все же куда больше их интересовала Сапфира. Бром когда-то говорил Эрагону, что постороннему не полагается вести мысленный разговор с драконом без разрешения Всадника, и эльфы строго придерживались этого правила: все свои вопросы они задавали Сапфире вслух, а уж она потом отвечала непосредственно тому или иному эльфу.

Сперва Эрагон с радостью предоставил Сапфире возможность беседовать с ними, но вскоре ему это надоело, ведь на него самого эльфы внимания почти не обращали, а он уже привык ко всеобщему вниманию и уважению за то время, что они прожили у варденов. Грустно улыбнувшись, он заставил себя не слушать славословия эльфов в адрес Сапфиры и просто наслаждаться празднеством.

Вскоре над поляной поплыли дивные ароматы — эльфы разносили на подносах всевозможные кушанья и деликатесы, а также замечательно вкусный эльфийский хлеб, только что испечённый и ещё тёплый, и великое множество маленьких медовых пряничков. Почти все яства были приготовлены из овощей, фруктов и ягод. Преобладали ягоды. Их можно было встретить во всем — от супа из голубики до малинового соуса. Роскошный пирог с грибами, сдобренными тимьяном, шпинатом и коринкой, стоял рядом с просторной салатницей, полной мелко нарезанных яблок, пропитанных сиропом и пересыпанных земляникой.

Но ни мяса, ни рыбы, ни птицы Эрагон на столе так и не обнаружил. В Карвахолле и других селениях Империи мясо всегда считалось признаком благополучия и высокого положения в обществе. Чем больше у тебя золота, тем чаще ты мог позволить себе бифштекс или тушёную телятину. Даже в небогатых семьях старались, поддерживая репутацию, каждый день подавать к обеду мясо. Но эльфам подобная философия была чужда, а ведь они могли бы с лёгкостью охотиться, применяя магию.

Но за стол эльфы садились весело и с невероятным энтузиазмом, чем весьма удивили Эрагона. Имиладрис восседала во главе стола; ворон Благден по-прежнему сидел у неё на плече; старый Даатхедр занял место слева от неё, Арья и Эрагон — справа, а Орик — напротив них. Далее расположились остальные эльфы, включая Нари и Лифаэна. У дальнего конца стола эльфы положили для Сапфиры большую резную плиту.

Уже вскоре после начала пира эльфы стали небольшими группками собираться вокруг Эрагона, весело с ним болтая, и его вскоре тоже охватило праздничное настроение. Он с удовольствием предавался веселью, царившему вокруг, слушая незнакомую речь и наслаждаясь теплом в душе, подаренным фёльнирвом. Где-то в отдалении звучала негромкая нежная музыка, будоража душу, и порой Эрагон замечал странный, как будто ленивый, взгляд узких глаз той седой женщины-ребёнка с острыми зубами. Собственно, она, похоже, не сводила с него глаз, даже когда ела.

Как только выдалась небольшая пауза в бесконечной болтовне с эльфами, Эрагон повернулся к Арье, которая за это время не произнесла и десяти слов, и молча посмотрел на неё, удивляясь тому, кем она на самом деле оказалась.

Арья слегка шевельнулась и, прочитав его мысли, промолвила:

— Этого никто не знал, даже Аджихад.

— Что? — растерялся Эрагон.

— За пределами Дю Вельденвардена я никому не рассказывала о своём происхождении. Бром знал, конечно. Мы ведь с ним впервые в Эллесмере и познакомились. Но я попросила его держать это в секрете.