Возвращение
Шрифт:
Эрагон залез под мягчайшие простыни и уже хотел было погасить фонарь, да так и замер, неожиданно осознав, что находится в самом сердце эльфийского королевства и лежит на высоте в сто футов над землёю в той самой постели, где некогда почивал сам Враиль!
«Нет, с такими мыслями не уснёшь!»
Он снова вскочил, взял в одну руку фонарь, а в другую Заррок и перебрался к Сапфире, чем немало удивил её. Он привалился к тёплому драконьему боку, а она что-то промурлыкала и накрыла его своим мягким крылом. Только тогда Эрагон наконец погасил свет и закрыл глаза.
Они уснули рядышком и спали долго и крепко
ТОГИРА ИКОНОКА
Утpo давно уже наступило, когда Эрагон открыл глаза и толкнул Сапфиру в бок. Дракониха приподняла крыло, и он, отлепившись от её бока, слез на пол, провёл руками по встрёпанным волосам и подошёл к окну. Он стоял, прислонившись к стене и чувствуя плечом грубоватую кору, и не мог отвести глаз от леса, сверкавшего алмазной россыпью росы.
Он так залюбовался этим зрелищем, что даже вздрогнул, когда Сапфира, извиваясь, проползла мимо него, нырнула в свой люк и высоко взлетела, кружа над деревьями и радостно приветствуя утро. Эрагон улыбнулся, глядя на неё. Он чувствовал себя счастливым уже потому, что так счастлива была она.
Отодвинув прозрачную перегородку, заменявшую дверь, он обнаружил на пороге два подноса с едой (в основном это были фрукты), рядом с которыми лежал свёрток с одеждой и записка. Эрагону пришлось помучиться, разбирая летучий эльфийский почерк, — ведь читать на древнем языке ему уже более месяца ничего не доводилось, и он многое подзабыл. Но, в конце концов, он все же разобрал написанное. Письмо гласило:
Приветствую вас, Сапфира Бьяртскулар и Эрагон, Губитель Шейдов!
Я, Беллаэн из Дома Миоландра, смиренно прошу прощения — и прежде всего у тебя, Сапфира, — за столь скромное угощение. Эльфы не охотятся и не убивают животных, так что в Эллесмере, как и в других наших городах, к столу никогда не подают мяса. Но ты, Сапфира, если захочешь, можешь чувствовать себя совершенно свободной и, как это делали в прошлом все прочие драконы, охотиться на любую дичь в лесах Дю Вельденвардена. Мы просим лишь об одном: оставляй свою добычу в лесу, чтобы вода и воздух в Эллесмере оставались чистыми, не замутнёнными кровью.
Эрагон, эту одежду в дар тебе соткала Нидуэн из Дома Имиладрис.
Да сопутствует вам удача,
Да пребудет мир в ваших сердцах,
Да хранят вас звезды.
Когда Эрагон пересказал Сапфире содержание письма, она сказала: «Насчёт дичи пусть не беспокоятся: после вчерашнего пира я могу ещё несколько дней вообще не есть». Позавтракала она тем не менее с аппетитом, особенно налегая на печенье с тмином и объясняя это тем, что не хочет казаться невежливой.
После завтрака Эрагон разложил на кровати подаренную одежду — две длинные туники желтовато-коричневого цвета с каймой из зелёных ежевичных листьев, две пары узких штанов кремового цвета, отлично на нем сидевших, и три пары носков, таких мягких, что они ласкали кожу, как вода. Вся одежда была из ткани столь высокого качества, какого Эрагон никогда не видел ни в Карвахолле, ни даже у гномов, хотя подаренную гномами одежду, что была на нем и сейчас, он считал очень хорошей.
Эрагон с благодарностью переоделся. Его рубаха и штаны
Он как раз обувался, когда в дверь постучались.
— Войдите, — сказал он, беря в руки Заррок.
В люк осторожно просунулась голова Орика. Он влез внутрь, потопал ногой, пробуя крепость пола, осмотрел потолок и заключил:
— Да я лучше в самой грязной пещере ночевать останусь, чем в этом птичьем гнезде! Как у вас прошла ночь?
— Хорошо, а у тебя? — осведомился Эрагон.
— Я спал как камень, — хмыкнул гном и коснулся рукояти своего топора. — Но, я вижу, вы уже поели, так что идёмте со мной, внизу вас уже ждут Арья, королева и ещё кое-кто из эльфов. — Он смерил Эрагона оценивающим взглядом. — Происходит нечто такое, о чем они нам пока не сообщили. Это явно что-то серьёзное. Я не уверен, что именно им нужно от тебя, но Имиладрис выглядит очень напряжённой и раздражённой, точно волк, которого в угол загнали. Жаль, что я не успел предупредить тебя раньше.
Эрагон поблагодарил Орика, и они вместе спустились по лестнице вниз, а Сапфира слетела, выбравшись через люк в спальне. Их встретила Имиладрис в мантии из пышных лебединых перьев, точно снег оттенявших её алую тунику. Сдержанно поздоровавшись, она сказала: «Следуйте за мной» — и вскоре привела их на окраину Эллесмеры, где дома-деревья попадались гораздо реже, а тропинки между ними были почти незаметны. У подножия какого-то холма, густо заросшего деревьями, Имиладрис остановилась и сказала с некоторой угрозой в голосе:
— Прежде чем мы сделаем хоть шаг дальше, вы трое должны поклясться на нашем языке, что никогда и никому не расскажете о том, что увидите сейчас, — во всяком случае, без моего на то разрешения, или же без разрешения моей дочери, или же того, кто сменит нас на эльфийском троне!
— А почему я должен приносить какие-то клятвы эльфам? — заносчиво спросил Орик.
«А действительно — почему? — поддержала его Сапфира. — Неужели вы нам не доверяете?» Королева ответила ей вслух:
— Это вопрос не доверия, а безопасности. Мы любой ценой должны сохранить эту тайну, ибо в ней — самое большое наше преимущество перед Гальбаториксом. И если вы будете связаны клятвой, произнесённой на древнем языке, то никогда по собственной воле этой тайны никому не откроете. Ты, Орикводхр, явился сюда, чтобы наблюдать за обучением Эрагона. Но если ты откажешься поклясться мне сейчас, то можешь сегодня же возвращаться в Фартхен Дур.
И Орик, хоть и не сразу, но проворчал примиряюще:
— Я полагаю, ты, Имиладрис Дрёттнинг, не желаешь зла ни гномам, ни варденам, иначе я ни за что бы не согласился. Но честью твоего Дома и твоего рода заклинаю тебя: не вздумай обмануть нас! Говори, какие слова я должен произнести.
Пока королева учила их правильно произносить необходимую клятву, Эрагон все же успел спросить у Сапфиры:
«И мне тоже следует поклясться?»
«А разве у нас есть выбор?» — ответила она, и Эрагон вспомнил, что вчера Арья ответила ему примерно так же. Было очевидно, что Имиладрис не желает оставлять им ни малейшей возможности для самостоятельного манёвра.