Возвращение
Шрифт:
— Так вот какова причина! — презрительно сплюнул Орик. — Это слова труса! Оставшиеся у Гальбаторикса драконьи яйца могут вообще никогда не проклюнуться!
Вокруг тут же воцарилась полная тишина; было слышно лишь слабое ворчание, исходившее из глотки Глаэдра. Имиладрис повернулась к гному и гневно сверкнула очами.
— Если бы ты не был моим гостем, — сказала она, — я бы прямо тут же собственной рукой заколола тебя за подобное оскорбление!
Но Оромис, широко раскинув руки, воскликнул:
— Нет, нет! Я ничуть не обижен! И это вовсе не намеренное оскорбление — просто
— Изувеченный, но целостный, — прошептал Эрагон.
— Прости меня, — запинаясь, промолвил Орик, потрясённый до глубины души.
— Ничего, я не сержусь. — Оромис положил руку Эрагону на плечо. — А теперь, с твоего разрешения, королева Имиладрис, мы, пожалуй, пойдём.
— Идите, — устало кивнула она. — Идите и покончим с этим.
Глаэдр низко присел, и Оромис ловко поднялся по его изуродованной ноге в седло.
— Идёмте, Эрагон и Сапфира. Нам нужно о многом поговорить. — Золотистый дракон легко оттолкнулся от утёса, сделал над ним круг и стал подниматься в небеса на восходящем потоке воздуха.
Эрагон и Орик обменялись крепким рукопожатием.
— Не посрами же чести своего клана! — торжественно сказал гном.
Садясь на Сапфиру, Эрагон чувствовал себя так, словно отправляется в долгое путешествие и ему нужно непременно попрощаться с теми, кто остаётся. Но на Арью он осмелился лишь взглянуть с улыбкой, в которой явственно сквозили удивление и радость. Арья ответила ему хмурым, даже слегка встревоженным взглядом. А больше он ничего и рассмотреть не успел: Сапфира резко взмыла в небо, и он, как всегда, почувствовал тот восторг, который дракониха испытывала во время полёта.
Оба дракона летели к белому утёсу, видневшемуся на севере в нескольких милях от поросшего клевером холма. Слышно было лишь, как шуршат их крылья. Сапфира, радостно возбуждённая, не отставала от Глаэдра. Её радость передалась и Эрагону, сильно подняв ему настроение.
Они приземлились на самом краю утёса. Перед ними раскинулась просторная поляна, с одной стороны как бы ограждённая стеной из скал и наполовину ушедших в землю валунов. Узкая тропа вела от скал к порогу низенькой хижины, выращенной эльфами меж четырьмя древесными стволами; рядом, почти у корней одного из этих деревьев, журчал ручей, выбегавший из сумрачной лесной чащи. Глаэдр, конечно же, внутри домика Оромиса поместиться бы не смог; скорее, сам домик запросто поместился бы у него в животе.
— Добро пожаловать! — сказал Оромис, с
Он исчез в домике и вынес оттуда два табурета, затем налил себе и Эрагону чистой родниковой воды, и Эрагон с наслаждением напился. Отсюда на Дю Вельденварден открывался великолепный вид, и Эрагон любовался им, пытаясь скрыть своё смятение и надеясь, что старый эльф опять заговорит первым. «Передо мной ещё один Всадник, старый, опытный!» — восторженно думал он. Сапфира с ним рядом вела себя скромно, но глаз не сводила с Глаэдра и от нетерпения невольно царапала землю когтями.
Пауза затягивалась. Прошло десять минут… полчаса… час — Эрагон видел это по движению солнца. Голова у него гудела от множества вопросов, но постепенно ему удалось немного успокоиться и просто ждать, полностью смирившись с особенностями этого дня.
И, видимо почувствовав его теперешнее настроение, Оромис наконец промолвил:
— А ты неплохо научился ценить терпение. Молодец! Эрагон вздрогнул и не сразу сумел заставить свой голос звучать, как полагается, но все же постарался говорить как можно спокойнее.
— Нельзя выследить оленя, если будешь спешить.
— Верно. Дай-ка мне посмотреть твои руки. Я полагаю, они немало могут о тебе рассказать. — Эрагон снял перчатки и протянул эльфу руки; тот сжал их своими тонкими сухими пальцами, внимательно изучил мозолистые ладони Эрагона и сказал: — Поправь меня, если я ошибусь. Во-первых, тебе куда чаще приходилось иметь дело с косой и плугом, а не с мечом. Впрочем, луком ты владеешь очень неплохо.
— Да, неплохо.
— А вот письмом или рисованием ты, скорее всего, почти совсем не занимался.
— Бром ещё в Тирме научил меня разбирать буквы и немного читать и писать.
— Хм-м… Ну что ж, продолжим. Ты явно склонен к безрассудным поступкам и не слишком заботишься о собственной безопасности.
— Что заставляет тебя так думать, Оромис-элда? — спросил Эрагон, воспользовавшись самым уважительным обращением, какое только смог вспомнить.
— Не элда, — поправил его Оромис. — Ты можешь называть меня «учитель» или «эбритхиль» и больше никак. Точно так же ты будешь обращаться и к Глаэдру. Мы — ваши учителя; вы с Сапфирой — наши ученики; вы должны вести себя с должным уважением и почтением к нам обоим. — Оромис говорил тихо и почти ласково, но с уверенностью, свойственной тем, кто привык к полному и безоговорочному подчинению.
— Хорошо, учитель.
— А ты, Сапфира, что скажешь?
Эрагон прямо-таки чувствовал, как тяжело Сапфире сломить свою гордость, однако и она ответила: «Ты прав, учитель». Оромис кивнул:
— Вот и отлично. Тогда пойдём дальше. Должен отметить, что тот, у кого с юных лет такая коллекция шрамов, как у тебя, либо безнадёжный неудачник, либо дерётся с каждым встречным, подобно берсеркерам, либо сознательно лезет на рожон, желая испытать судьбу. Ты, что же, любишь подраться?
— Нет.