Вперед в прошлое 2
Шрифт:
Разгрузив тележки и расставив ящики так, чтобы они не мешали проводницам, я вернулся в купе, и в этот момент поезд тронулся. Круглая Валентина уселась напротив нас, Вероника пошла узнавать, кому нужно белье. Дикость какая! Вот что мешает сразу включить его стоимость в билет?
— Если не возьмете белье, матрасом пользоваться нельзя! — Голос Вероники стал грубым, командирским.
— Да насрать! — ответили ей слегка заплетающимся языком.
Мимо протопала Вероника с матрасом, бросила его в подсобку. Донеслось ее возмущение:
— Хрен ты получишь, хамло!
Мы
— Будете?
— Буду, — кивнула бабушка и достала самогонку, налитую в бутылку из-под «амаретто», — но у меня свое.
— Шоб спокойный рейс был! — провозгласила Валентина, чокнулась с бабушкой.
— Аминь, — буркнула она.
До областного центра была только одна остановка в небольшом городке, и пассажиров прибавилось немного. Чтобы изучить обстановку, я прошел в туалет. Народ в вагоне был разнокалиберный: и молодежь, и пожилые, пара детей лет семи, стайка подростков.
Из тамбура тянуло куревом, в туалете дым стоял — топор вешай, но, может, оно и хорошо: пусть лучше воняет сигаретами, чем толчком. Учитывая, сколько едет людей, вонять он к концу поездки будет знатно.
А когда поезд остановился в областном центре, я понял, что до этого было еще терпимо. Там поналезли наши конкуренты с овощами-фруктами-орехами. Мешки, коробки, тележки загромоздили проход, началась битва за места: законные обладатели билетов выгоняли безбилетчиков, те сопротивлялись, предлагали деньги или — набить морду. Проводницы не успевали разруливать конфликты. В итоге безбилетчики заполонили тамбур, заставили его до самой крыши, оставив узкие проходы, а сами расположились кто рядом с товаром стоя, кто уселся на мешки. Им предстояло провести так две ночи.
Но чего не сделаешь ради денег! Меня обнадеживало одно: если люди терпели такие мучения, значит, они были не напрасными.
И четко проступила еще одна цель: нам во что бы то ни было нужно успеть на этот же поезд, иначе придется на обратном пути спать на полу в тамбуре или четверть выручки отдать за место в купе проводника. Автобус бабушка попросту не переживет.
Глава 12
Адский цирк
— Я требую освободить проход! — разбудил меня клокочущий от ненависти голос. — Я заплатил за место, так почему вокруг чужие вещи?
Затащив матрас на третью полку, предназначенную для багажа, я подложил под голову подушку, обернутую полотенцем, и быстро вырубился, а сейчас перегруппировался, свесил голову так, чтобы видеть, что там происходит.
Напротив купе проводников качал права двухметровый мужик, красный от гнева. Требовал выселить с третьей полки пассажира и определить туда вещи, мешающие проходу.
За ним хмурая женщина покачивалась с пятки на носок. Издали доносился пьяный смех, бренчала гитара, кто-то тихонько пел. Запахи поднялись наверх, и от вони копченой колбасы, сдобренной сигаретным дымом, дыхание в груди спирало.
— Я спать хочу! — возмутилась женщина, не дождавшаяся своей очереди на аудиенцию. —
Н-да, бабушке в купе проводников поспать не удастся.
— Согласен! Полный беспредел! — повернулся к ней мужчина и рыкнул на проводницу: — Отреагируйте же!
— Наряд придет на следующей станции, — звонко ответила Валентина.
— А вы тут на что?! Сделайте им замечание!
— Да! — закивала женщина.
Мимо меня проскользнула Валентина, отправилась в конец вагона, остановилась, повернувшись к одному из купе. Что она говорила буйным, было не разобрать.
Грянул многоголосый смех.
— Да пошла ты! — крикнули пьяным голосом.
И снова смех. Действительно, что сделает женщина компании пьяных отморозков? Вспомнились собственные мысли о том, что тете Ире не хочется лишний раз напрягаться, теперь понятно почему. Куда уж больше-то с такой работой?
Валентина, тревожно оглядываясь, пробежала к себе в купе, заперлась там. С грохотом сшибая сумки, за ней ломанулся бритый на лысо мужик, оттолкнул высокого, который требовал порядка, стал ломиться в купе проводников с воплями:
— Шо ты сказала, коза?! — удар в дверь. — А ну вышла, сука! За базар ответишь?
Высокий попятился в тамбур. Одно дело проводнице мозг выносить, другое — сцепиться с пьяным буяном, можно ж и по морде получить. Где, интересно, Вероника? Почему отдувается только Валя?
— Нахрена я кровь проливал! — возмущался бык, колотя кулаками в дверь. — В Афгане! А тут мне коза драная указывать будет? А ну сюда, падла!
Пассажиры высунули головы в проход, у одних заинтересованность на лице, у других азарт. Я сжал кулаки. Кожа натянулась, засаднили ссаженные костяшки. Будь я собой прежним, этот бык бы уже валялся носом в пол. Да и не случилось бы такое в моем времени, уже прибежал бы начальник поезда и охрана.
Я глянул на треснувшую корку струпа, слизал выступившую каплю крови. Что я могу сделать? Словами тут проблему не решить. Вмешаться, получить по голове и загреметь в больничку с сотрясением мозга, завалив квест? Бабушка без меня не справится. Мама вовремя не получит лекарства.
И ведь сейчас только девяносто третий год, разгул беспредела впереди. При всем желании пропетлять не получится, все равно придется столкнуться с грубой силой, а значит, надо становиться сильным физически. И делать такими своих друзей. Как там в песне? «Если ты ходишь по грязной дороге, ты не можешь не выпачкать ног».
Проклятое чувство справедливости, вечно толкающее на подвиги! Как бы прикрутить краник и сделать жажду справедливости слабее, чем страх подохнуть?
Ладно, рисковать не буду, попытаюсь поговорить. Придерживаясь за верхние полки, я спустился, сунул ноги в тапки, покосился на быка, тарабанящего ногой в купе проводников. Он же не один бухал, у него должны быть друзья. Есть шанс, что они более вменяемые. Не будут же они пацана лупить!
Протолкнувшись в середину вагона, я шепотом спросил у волосатого нефора, что сидел на боковушке напротив дрыхнущего лысого мужичка и с обреченным видом смотрел в черное окно: