Вперед в прошлое 2
Шрифт:
— Ну ты и дебил. — Не хотел говорить, само вырвалось. — Лет через двадцать она будет стоить, как крыло самолета. Дороже, чем твоя квартира.
— Это ты дебил, — обиделся Андрюха и блеснул интеллектом: — Она и так старая, а через двадцать лет вообще древняя будет, и кому она нахер понадобится? Машины ведь как, с каждым годом дешевеют.
Помнится, году этак в двадцать третьем я видел объявление о продаже «шестерки» за — та-дам! — пятнадцать лямов. Потому что автомобиль был практически новым.
— Знаешь,
«Сам увидишь, если доживешь», — мысленно продолжил я.
— Ну ты чудик! — усмехнулся он. — Че еще сочинишь?
— То, что нам сегодня по**й, потомки назовут эпохой, — пропел я, попытался открыть дверцу машины, но она была заперта.
— Нафига это тебе? Скажи еще, что водить умеешь.
— Если умею, ты поцелуешь мне ботинок? — сыграл я по его правилам.
— С хера ли?
Андрюха вошел, щелкнул выключателем — загорелась лампочка, висящая на проводе. Вместо того, чтобы искать отвертку, молоток и гвозди с шурупами, я стоял и пялился на «Победу». Так хотелось поставить ее на колеса, отмыть, завести и слушать, как рокочет стальное сердце. Я и сам бы, наверное, смог ее привести в порядок, если бы были инструменты… правда, это вызовет вопросы. Надо взять пару журналов из библиотеки, чтобы показать, что я интересуюсь механикой, изучаю автомобили.
— Че застыл? Столбняк напал?
Действительно, чего застыл… Я двинулся вдоль затянутых паутиной полок. Дед был рукастым, чего тут только нет! И все разложено по коробкам, подписано. Ключи разнообразные, отвертки, рубанок, похожий на носорога, молотки и молоточки. Ручная дрель. Шпатели…
Так, стоп! Я калитку собирался чинить. Под руку попалась масленка. Я капнул на руку, понюхал, растер, а то мало ли что туда налили… Нет, масло. Хорошо, беру.
О, вот коллекция паяльников! Где ж вы раньше были? А на полке выше — новенькие дверные петли. Пожалуй, возьму. Сложив все необходимое в картонную коробку, я вышел из гаража, смазал петли ворот, сощурился на солнце.
— Че, ты в натуре будешь чинить забор? — не поверил Андрюша.
Я молча осмотрел калитку. По-хорошему, новую бы поставить, тут не в петлях дело, а в трухлявых деревяхах. Но это точно не сейчас. Пока — поставить заплатку из фанеры вниз, вверху состояние дерева терпимое. Года на два должно хватить. И хорошо, что тут шурупы, а не гвозди. Или плохо, потому что они проржавели, и никак их не выкрутить, только с мясом выдирать. Или хрен с ней, с заплаткой, полностью поменяю доску, благо в гараже есть подходящие.
— Че, переоценил себя? — радостно сказал надзирающий Андрюха.
Я молча принялся снимать
— Принеси доски, в углу стоят. И пилу.
— Че это я…
Вот же придурок! Пришлось идти самому. Доски почернели от времени и сырости, но были вполне бодрыми, я взял одну, на улице подогнал по длине и приладил на место трухлявой, принялся прибивать гвоздями.
За этим занятием меня застали бабушка и тетка, вышедшие на перекур, спикировали двумя соколицами, нависли. Я объяснил, что собираюсь делать, тюкая молотком по гвоздям. Затем приладил петли начерно и скомандовал:
— Андрей, держи. Не перетрудишься, минут пять максимум напрягаться. Не смотри так, калитка не тяжелая.
Тут уж ему не отвертеться, пришлось помогать. Я не соврал: пять минут — и калитка на месте.
— Ну даешь! — покачала головой бабушка, набивая трубку табаком. — Спасибо.
— Гарантия — два года, — улыбнулся я. — Что еще починить, а то скучно?
Глаза тети Иры все круглели и круглели, но, надо отдать ей должное, она не стала позорить Андрея. Будь на ее месте мой отец, он бы прилюдно заявил: «Посмотри, какой молодец, не то что мой Пашка (Наташка, Борька), чмо безрукое».
— В кухне радио замолчало, — ехидно улыбнулся Андрей, все пытающийся вывести меня на чистую воду — посмотрите, мол, только треплется, но ничего не умеет.
— Не обещаю, но попытаюсь, — сказал я и отправился в гараж — относить инструменты и брать паяльник.
Старенькое радио-говорунок висело на кухне — пожелтевшее от времени, прямоугольное, с круглым запыленным регулятором громкости. В привычное время таких не осталось даже у стариков, телевизоры полностью вытеснили радио. Так что воскрешение говорунка было своего рода делом чести.
Андрюха, всячески пытавшийся выставить меня выскочкой и неумехой, сдался, когда я всего-то припаял шнур. Бабушка сразу же настроила любимую волну, и радио ожило, запело прямо в моих руках:
— Кондуктор не спешит, кондуктор понимает…
Я убавил звук и прицепил радио на место, встав на кухонный стол. Когда слезал, вошла раскрасневшаяся и повеселевшая мама, и бабушка умилилась:
— Ну ты даешь, Оля! Такого парня вырастила: калитку починил, радио петь заставил. Мастер на все руки! С таким точно не пропадешь.
Мама посмотрела на меня с недоверием, словно в первый раз увидела, а следом за ней вошел Толик и возмутился:
— Эльза, не могли меня попросить?
Бабушка махнула рукой.
— Ой, Толик, неудобно. Ты столько работаешь, отдыхай.
Поймав его недовольный взгляд, я пожал плечами:
— Мне просто стало скучно.
Фыркнув, Андрюха наконец удалился и, видимо, своей тяжелой аурой выдавил из дома Наташку с Борисом. Брат, задерганный старшими, пытающимися самоутвердиться за счет слабого, затанцевал рядом со мной: