Вперед в прошлое 7
Шрифт:
Коллектив развалится. В классе снова начнется разброд, и все ради чего? Ради двадцати минут удовольствия? И то вопрос, получится ли у меня так долго в первый раз: опыт опытом. А практика практикой.
И это не говоря об Инне, которая да, милая и пробуждает активность ниже пояса — но и все! Она — ребенок, ей четырнадцать лет. Просто красивая куколка…
Нет, не куколка — влюбленная девочка, у которой свои ожидания и надежды. Но я еще с ней не замутил, а она мне уже надоела, мне хочется не проводить время с ней, а побыстрее сбежать строить империю.
В общем, когда
В этой части поселка, удаленной от моря, красивых мест не было, кроме качелей на пригорке, которые чей-то отец соорудил на столбе электропередач.
Инна уселась на качели. Я встал напротив, собираясь с мыслями. Жаль, что не помню, что там Онегин говорил Татьяне — сошло бы за ответ.
— Покатай меня! — скомандовала она.
— Инна, — проговорил я, стараясь на нее не смотреть, — нам по четырнадцать лет!
Глупость ляпнул, так себе аргумент!
— И что? — качнула ногами она, отталкиваясь, мне пришлось сместиться.
— Тебя любит полкласса парней, — попробовал обезболить ее самолюбие я, понимая, как же целлофаново и нелепо звучат мои слова.
Она скривилась, мотнула головой, рассыпая каштановые локоны по плечам.
— Ты другой. Такой… сильный, взрослый. Лучший. С тобой не страшно.
Она соскочила с качелей, встала напротив, приблизилась, прильнула, облизнув губы, и от близости юного женского тела голова закружилась, кровь заволновалась.
— Я совсем-совсем тебе не нравлюсь? — прошептала Инна.
— Нет… То есть да… Ну, ты классная, но…
Чтобы закрепить эффект, Инна неумело припечатала свои губы к моим, я непроизвольно ответил, причем умело.
Мысли разлетелись, лишь кровь пульсировала в висках. Соображая, что верхняя голова передает управление нижней, я сделал шаг в сторону.
Инна вернулась на качели, но теперь она смотрела на свои тонкие переплетенные пальцы.
— Я не умею любить, — отрезал я, разозлившись, что она заводит меня в тупик, туда, куда ей нужно. — Со мной лучше не связываться, потом тебе будет очень больно, потому что я не могу и не смогу разделить твои чувства, не стерпится, не слюбится. Я не буду проводить с тобой свободное время, потому что его у меня просто нет. Скоро и на базе я буду появляться очень редко. Ты готова все время быть одной? Я вообще собираюсь уехать и появляться здесь изредка.
— Я поеду с тобой! — вскинула голову она, в ее глазах заблестели злые слезы.
Есть люди, которые любят власть, им все равно над кем властвовать — над целым народом или — единственным человеком. Ощущение всемогущества и вседозволенности кружит голову. Если бы не опыт взрослого, я нырнул бы в бушующее пламя… чтобы потом очнуться среди пепелища.
— Тебе надо учиться, я не хочу ломать твою жизнь.
— Ты говоришь, как мой отец! — бросила она и уставилась жалобно, выпрашивая хотя бы крошку любви.
— Инна, сейчас ты не примешь эти слова, просто запомни их. Ты достойна того, чтобы тебя любили по-настоящему — так, как тебе хочется. Сейчас ты уверена, что смиришься, вывезешь, но это не так. Я не тот человек, что тебе нужен. Тебе кажется,
Она остановила качели, резко встала, с ненавистью толкнула их в меня, рассчитывая попасть в голову — еле успел увернуться — и рванула домой. Пожалуй, стратегию я выбрал верную: злость отлично помогает справиться с любовью. Если, конечно, это любовь, а не страстное желание получить, как она сама сказала, лучшего.
Но все равно на душе было мерзко, и я отправился домой через виноградники.
Что теперь? Варианта два: Инна начнет интриговать и жаловаться парням, какой я плохой, или — обидится и самоустранится. Есть еще третий вариант, фантастический: она будет вести себя так, словно ничего не случилось, но на него лучше не рассчитывать, потому что. Когда делают больно, хочется ударить в ответ — по крайней степени мне. Раньше я всегда так делал, а теперь хватает опыта опустить руку, поднятую для удара.
Вот ничего же не делал, чтобы нажить неприятности!
Потому сперва я пошел к Илье: во-первых, хотелось поделиться случившимся, и, во-вторых — если Инна выберет первый вариант поведения, первый кандидат на обработку — Илья.
Они с Яном были дома, играли в шахматы. Увидев меня, Илья прервался и вышел «на поговорить», встревожился и спросил сходу:
— Что случилось?
Тянуть кота за хвост я не стал.
— Инна призналась мне в любви.
Лицо друга превратилось в скорбь, плечи поникли, и я его утешил:
— Я не собираюсь крутить с ней любовь, так это и сказал.
Илья воспрянул, и я пригасил его радость.
— А теперь попытайся спрогнозировать поведение взбешенной девушки, которую отвергли.
Вместо того, чтобы прогнозировать, Илья спросил:
— Она правда тебе не нравится? Или ты это сделал из-за меня?
— Нравится меньше, чем надо для того, чтобы начать с ней встречаться. Но она, конечно, милая. Наш разговор к тому, что, возможно, она переключится на тебя — чтобы отомстить мне, девчонки так часто делают. Те, что постарше, даже замуж за первых встречных выскакивают — чтобы что-то доказать тем, кто их отверг. Это не будет от чистого сердца, понимаешь? Но что с этим делать, решать тебе, мое дело — предупредить.
Реакция Ильи была странной — он обрадовался. Никогда не видел его таким счастливым — и все потому, что у него не хватает опыта для того, чтобы понять: если Инна переключится на него, это не оттого, что внезапно у нее открылись глаза и она поняла: вот он, тот самый! Она просто попытается его использовать, чтобы выбросить, когда он сыграет свою роль.
Я скрипнул зубами. Ругаясь с бывшей, я часто слышал такой аргумент: мужчина не может забеременеть и быть вышвырнутым на улицу, типа, мы, мужики, изначально в более выигрышном положении. Потому априори должны. Но кто ведет учет тех, кого используют, как тягловое животное, врут в глаза, а мы, одурманенные чувствами, пришпориваемые долгом, строим семью, дом, растим детей. Оберегаем своих женщин и отсекаем тех, кто болеет за нас и пытается открыть нам глаза.