Вперед в прошлое 8
Шрифт:
— И мы сможем его навещать. Так его точно никто не обидит… А как назовем? Мухтар!
— Лаки, — предложил я. — То есть счастливчик.
Из лесу вышел печальный Борис, я обратился к нему:
— Ты не возражаешь, если мы назовем его Лаки и возьмем к себе?
Боря посветлел лицом.
— К нам? Вау! А мама?
— Ее я беру на себя.
Возражения нашлись у Чабанова:
— А вы уверены, что это он, а не она?
Гаечка перевернула щенка на спину и указала чуть ниже живота:
— Уверены. Гля, какой стручок. Это
Боря шагнул в сторону, согнал муху с мертвого щенка, которого он пытался откачать, и предложил:
— Давайте их похороним? А то вот так — нехорошо.
— Так лопаты нет, — возразил Игорь.
Ян махнул на север и сказал:
— Там свежая траншея, немцев копали. Вот там и похороним. Надо будет просто в нее сбросить землю, а ее целая куча рядом.
Боря собрал мертвых щенков в мешок. Мы нашли траншею, о которой говорил Ян, положили мешок туда, сгрудились вокруг, как на похоронах. Лица у всех были такие, словно они потеряли близкого. Тишину нарушало поскуливанье Лаки — не ведая того, он оплакивал своих братьев и сестер. Боря взял горсть земли и бросил сверху. Почва тут была каменистая, утрамбованная, пришлось ковырять ее крупными осколками, что в изобилии валялись вокруг.
В итоге мы задержались и опоздали на двухчасовую электричку. Пришлось идти на водопад, от которого осталась тонкая струйка на замшелом камне. Ну, хоть есть где руки помыть. Здесь мы сделали привал, пообедали, подурачились, помогли Барику добрать грибы, которые от него словно в землю втягивались.
В четыре, изрядно повеселев, мы выдвинулись на электричку. Щенок тоже повеселел. Его мы завернули в обрывок полотенца, что нашли на мусорке, и передавали друг другу. Большую часть времени он спал, а когда просыпался, требовал еды, и Гаечка выполняла роль матери.
Наконец расслабив мозг, я кое-что вспомнил и предложил:
— Народ, скоро начнется холод. У кого есть ненужные вещи, рваные одеяла, простыни, детские или взрослые советские шубы — не выбрасывайте, несите мне. Нужно раздать бездомным детям, чтобы мороз не убил их. Вообще хлам тоже пойдет.
Все промолчали, а Игорь сказал:
— Странный ты чувак. И все вы странные, но классные. Спасибо, что позвали меня. Я хотел бы с вами тусоваться.
— А тебе вообще жить негде? — спросил Памфилов.
— Вернусь в интернат пока, — вздохнул он. — Если отец появится — где ему меня искать?
Кабанов вызвался в миротворцы:
— Ты это, если наезжать будут, зови нас. Мы живо тех рахитов оприходуем. Нашу школу построили, и тебе поможем.
Уже в городе, когда стемнело и мы проходили мимо моего объявления о трудоустройстве, я оторвал отрезной листок с телефонным номером.
— Вот. Будешь свободен — набирай. Найдемся.
Интересно, сработали ли объявления? Пришел ли кто-то к Каналье, или тот звонок был единственным?
Глава 26
Горшочек, вари!
Каждый ребенок хоть раз в жизни притаскивал
Потому, когда мы с Борисом в семь вечера вышли из автобуса на своей остановке, я морально готовился противостоять маминому напору и воплям: «Куда хочешь, туда с ним и иди! Оба пойдете! И ты, и Борис, туда же? Скатертью дорожка! Вот к папочке и несите, он будет счастлив».
И чем ближе подходили к дому, тем больше мысли об этом вытесняли любопытство, что там у Канальи. По-хорошему, надо бы сперва узнать, что там у него, и лишь потом отвечать на звонки. Но Боря не потянет словесную дуэль с мамой, и, когда она заведется, исправлять ситуацию будет сложнее. Правда, мама со мной не разговаривает… Ладно, посмотрим.
В квартире пахло духами и царила атмосфера праздника, играла музыка. Причем не привычные мамины тоскливые «Пла-ацю» или «Не плаць, есе одна осталась ноць у нас с тобой», а «Угнала тебя, угнала, ну и что же здесь криминального».
Похоже, на личном фронте у мамы все складывается неплохо.
От воплей певицы щенок проснулся и завозился. Я выбросил грязную тряпку в мусорное ведро, а брат принес истертое полотенце, приговоренное стать половой тряпкой.
Из спальни вышла мама с бигуди на голове, ойкнула, увидев нас.
— Мы грибов набрали два ведра! — похвастался Борис и продемонстрировал добычу, примирительно поднял руки: — Не переживай, мы сами их почистим и отварим!
Она села на корточки возле ведра, не обращая внимания на сверток в моих руках, взяла гриб, рассмотрела его со всех сторон.
— А их точно можно есть?
— Сто процентов, — улыбнулся я. — Могу один оставить, у Людмилы спросишь, уверен, она именно их собирала.
— Молодцы какие! Это ж неделю есть можно!
Видя, что мама настроена благостно и не дуется на меня, я продолжил:
— Можно пожарить, но они вкуснее, когда маринованные. Уксус, соль, лавровый лист, перец — ничего сложного. Хочешь, я это сделаю?
Взрослый я умел обращаться с грибами. Насобирал кучу, раздал друзьям, а остальное выбросить жалко, вот и приходилось с ними возиться. Даже когда жена была, она категорически отказывалась мне помогать в этом деле.
— А сможешь? — спросила мама с сомнением, посмотрела на меня и сама ответила: — сможешь.
— Ма, есть еще кое-что. — Проговорил я заупокойным голосом, увидев, что она насторожилась, продолжил: — Мы с тобой поругались из-за того, что я не смог предупредить о задержке. И теперь у меня к тебе огромная просьба. Но сперва выслушай до конца, потом говори, ладно?