Вперед в прошлое 8
Шрифт:
— Много всего, — ответила Анна грустным голосом. — Мелочь — ладно. Думаю, не будет проблемой забрать боксерские перчатки и чашки, но там обнаружились телевизор и видик. Они тоже ваши?
— Это друга моего, — обрадовался я. — Их родителей ограбили, но они боятся писать заявление…
— Пусть не боятся. Некого бояться, — сказала она.
— Славинов… тю-тю? — Я невольно улыбнулся.
— Да. В общем, пусть пишут заявление как можно скорее, но нужны документы, подтверждающие, что это их вещи.
—
По пути к друзьям я думал, что жизнь-зебра: за черной полосой наступила белая.
А когда прибыл на место, обалдел: к имеющимся ящикам хурмы прибавилось еще столько же, и до трех дня было еще два часа!
— Двадцать килограммов! — гордо отчиталась Саша. — Это мы с Алисой добыли! И еще Памфилов работает, примерно столько же будет.
— Круто! Вы — герои. — Я отсчитал им деньги и засомневался, что такой объем влезет в «жигули».
Ну вот и отлично. Все сыты, все целы. Осталось развезти все это добро, и дело в шляпе.
К трем часам дня высилась гора из деревянных ящиков. Все приобретения я записывал: без восьми килограммов центнер! Деду дней на десять. Буду отправлять понемногу, для ассортимента, ведь виноград еще есть. И вечером надо узнать у деда, как пошло мамино вино.
Антон Анатольевич, совершенно лысый мужчина пенсионного возраста, приехал минута в минуту, пожал мне руку, присвистнул, глядя на нагромождение ящиков.
— Влезет? — спросил я с сомнением, увидел багажник на крыше автомобиля и сам понял: все поместится.
— А то! — выпятил грудь мужчина и принялся складывать ящики в багажник.
Если еще пару дней запасаться хурмой, на первое время вопрос с товаром решен. И с водителем — решен. Я посмотрел на клубящиеся над горами облака. Остался только вот этот вопрос, но погода не в нашей власти.
Глава 28
Счастья всем!
— А давай мы еще поработаем? — предложил Памфилов, ударник труда. — Ты это все отвези, потом за второй партией приедешь, тут хурмы немерено! Зуб даю… нет — глаз! Что будет столько же или больше.
Подтверждая его слова, вдалеке появилась Гаечка, возглавлявшая шествие. За ней Кабанов и Рамиль тащили ящики с хурмой. Вот теперь точно сто килограммов!
Я посмотрел на Антона Анатольевича.
— Вы как? Время есть?
Смущенно отведя взгляд, тот прошептал:
— Еще семьсот… пятьсот рублей — и все сделаем. До девяти я свободен.
Рассчитавшись с друзьями за еще двенадцать килограммов, я обратился к Илье:
— Дружище, тут такое дело… Поступила информация, что Славинова пристрелили.
Слушавший нас Ян издал возглас радости и побежал по дороге самолетиком.
— Собаке собачья смерть, — прошипела Гаечка.
Подождав, пока друзья утихомирятся, я продолжил:
— Это присказка,
— Видик вернется! — улыбнулся Ян и подпрыгнул.
— Паспорта есть, — кивнул Илья.
— Поговори с отцом, и чем раньше, тем лучше, а то менты себе заберут, — посоветовал я и сказал друзьям: — Работайте, братья! Илья, вот двадцать тысяч, надеюсь, хватит, чтобы расплатиться. Я поехал, буду не раньше шести вечера.
Все это время я ловил на себе заинтересованный взгляд армянина, который отказал Гаечке и наблюдал за нами из-за забора. Давай, дедуля, созревай! Еще килограммов тридцать собрать — вообще песня будет.
Я уселся на переднее сиденье, поджав ноги, назвал бабушкин адрес и, опустив стекло, крикнул Илье:
— Карп на тебе.
Сейчас поеду к бабушке, познакомлю ее с Антоном Анатольевичем, мы отнесем в подвал хурму, потом повезем товар на вокзал, я выйду на рынке, а дальше сяду н автобус — и к друзьям. Затем бабушка отправится на вокзал, передаст фрукты проводникам, вернется домой, а мы с водителем сгоняем за второй партией хурмы. После я на Карпе заберу Бузю, и мы повезем вещи детям, как раз все будут на месте. Еще неплохо бы им круп и тушенки привезти… нет, тушенку не стоит — сразу съедят. А на крупах три дня продержатся, пока непогода не утихомирится.
Когда выехали на главную дорогу, Антон Анатольевич сказал:
— Тебя мне Бог послал, честное слово! Пенсия маленькая, работы нет, Валечка у меня лежачая, деньги нужны — просто край.
— Что с ней? — спросил я для поддержания беседы.
— Перелом шейки бедра, — вздохнул он. — Она молодая еще, пятьдесят пять лет. Операцию бы… Но дорого. Очень дорого, не хватит, даже если все продать. — Подумав немного, он продолжил: — На самом деле работа в мастерской от звонка до звонка даже хуже. А тут и деньги, и свобода. Хозяйство ведь тоже на мне. А сыновья… Помогают, конечно. Но не для того мы их растили, чтобы привязать к себе и превратить в сиделок. Пусть вьют гнезда, строят свою жизнь.
Я слушал и кивал, вспоминал приятеля, который всю сознательную жизнь посвятил матери и нес свой крест, как знамя. В итоге ни профессии, ни семьи, ни детей. И тут дело даже не в том, молодец он и заботливый сын или рохля, позволяющий вить из себя веревки, а в родителях, которые уловками и манипуляциями воруют жизни своих детей и привязывают их к себе.
— Я ведь чего больше всего боюсь, — продолжал изливать душу водитель, — если со мной что-то случится, все ляжет на плечи Стаса или Ивана. Валя тоже это понимает, и не переживет…