Вперед в прошлое 9
Шрифт:
— Хорошо-то как! Тепло, всю зиму бы так.
— Над горами «борода». В Москве мороз. Чую, скоро будет нам весело.
— Ну, посвистит ветер день-два, — проговорил Каналья. — В первый раз, что ли? Переждем, и опять трудиться.
— Слишком большая разница температур, — не согласился я. — У тебя еда дома есть?
По тому, как задумался Каналья, я понял, что нет, и посоветовал:
— Так купи. Лишней не будет, а если придется засесть в доме дней на пять, пока буря не утихнет, выручит. Только не откладывай с этим, ладно?
— Ладно, — отмахнулся
За бабушку я не переживал, у нее всегда имелся такой запас продовольствия, словно она готовилась к концу света. И свечи были, и фонарики с батарейками, и даже йод и водка в аптечке — на случай ядерной войны. Вспомнилась табличка в Таиланде: «В случае зомби-апокалипсиса держитесь ближе к туристам из России, так у вас появится шанс на выживание». Причем написано было по-английски.
Грядущая непогода, можно сказать, спасет ее запасы, там не успеют завестись жучки. Индюшата и цыплята все подросли, выживут. Вот только как передавать деду товар? Придется им с Владом устроить себе выходной.
Было начало четвертого. Осталось заехать к Барику, убедить его, что мы на него зла не держим. Или ну его? Без гнилушки чище воздух, страсти поутихнут — сам объявится.
Когда проезжал мимо узбека, что-то меня будто остановило, и я не стал заводить мопед, повернулся.
— Здравствуйте.
Мужчина мгновенно вскочил, пригладил растрепанные волосы, черные, как смоль и сказал совершенно без акцента:
— Здравствуй.
Не бухой, не гнилушка, от него так разило отчаяньем, что самому завыть хотелось. Может, и прав беженец… правда, резня в Киргизии была три года назад.
— Кто вы по профессии? — спросил я.
— Специальность — прикладная механика, это первое образование. Работал конструктором на автомобильном заводе, но недолго. По второму образованию я режиссер.
Захотелось присвистнуть. Вот тебе и низкоквалифицированная рабочая сила! Крутые, но сейчас совершенно не востребованные специальности.
— Круто! — оценил я и пожалел, что Каналья взял инопланетянина и кунг-фу панду.
— Гражданство у вас есть? — продолжил я. — И как вас зовут?
— Алишер. Да, я гражданин Российской Федерации и большую часть жизни провел в России, отец был военным.
— Меня зовут Павел. Если вы в городе недавно, то, наверное, не знаете, что эти облака над горами…
— Знаю, — вздохнул он и пожаловался: — на работу не берут, говорят, чурка, своих девать некуда. Но душа-то у меня русская! Друзья все русские… были.
— Понимаю. Знаете что? — Я протянул ему две тысячи. — Найдите брошенный дом, купите еды и ждите. Когда закончится буря, попробуйте прийти еще раз. С вашим образованием цены вам нет.
Узбек покосился с подозрением, отодвинул деньги.
— А ты, собственно, кто? Я в подачках не нуждаюсь.
— Я — бизнес-партнер Алексея. Мы планируем расширяться в январе, вот тогда рабочие руки и понадобятся. Но мне кажется, что раньше. Главное дождитесь, пока освободится место. Деньги отработаете.
Положив две тысячи на землю и придавив камешком, чтобы ветром
Я-взрослый общался с разными людьми и заметил одну закономерность: чем более развиты люди, тем сильнее стирается то, что называют национальным колоритом. То есть продвинутый человек любой национальности ему-мне был ближе и понятнее, чем дворовый русский гопник.
А что Алишер с мозгами — яснее ясного. Что касается двух тысяч, это явно меньше, чем стоит человеческая жизнь.
Кстати, о птичках. Я просил Лидию сходить в органы опеки и узнать, что нужно для усыновления детей. После этого мы виделись, но я не поинтересовался, какие новости, а она промолчала. Так что еще немного накуплю консервов и сладостей детям, и заеду к ним.
На дачу я попал в начале пятого. Все были дома. Дети прокрастинировали над учебниками, Лидия на кухне готовила рисовую кашу с тушенкой. Кухня находилась ближе к выходу, чем спальни, и я пробрался туда незамеченным.
Увидев меня, Лидия вздрогнула, чуть ложку не выронив, я приложил палец к губам, выгружая консервы: сардины в масле, кильку в томатном соусе, а также картошку, морковь и лук.
— Вы сходили в органы опеки? — спросил я.
Она грустно кивнула и ответила:
— Усыновить детей не позволяет жилплощадь. Мне даже опекунство не дадут!
— А за взятку? — поинтересовался я.
Лидия уселась на табурет, вся съежилась, ноги поджала и прошептала виновато:
— Я не умею. Просто язык не поворачивается, это ведь преступление! Нет, не могу. Хочу — и не могу. — Она закрыла лицо руками.
— Ладно, вместе сходим. Я тоже не особо умею, но… Но что большее преступление: дети, замерзающие на улице, или — взятка? Я думаю, первое. Государство не может позаботиться о маленьких гражданах и другим не дает. Вообще грустно это, конечно.
— Сходим — и что? — с надеждой спросила Лидия.
— Что-нибудь решим. Время такое, что за деньги можно все. Не только скверное, но и полезное и правильное.
— Когда? — воспрянула Лидия.
— Через неделю. На этой всем будет не до того. Кстати, печь рабочая?
— Да, растопили пару раз.
— Отлично. Свечи я купил. Дрова вы запасли. Найдемся через неделю.
Вечером была обычная тренировка в спортзале, теперь мы отрабатывали ударную технику. Ближе к ночи позвонил Игорь из интерната, попросился к нам на тренировку. Я сказал, что раньше, чем через неделю, они проводиться не будут. Поужинал картошкой с грибами, лег спать и всю ночь просыпался, прислушиваясь к заоконным шорохам, но на улице была тишина, ни лист не шелохнулся.