Вперед в прошлое. Возвращение пираньи — 2
Шрифт:
— Знаете, сеньор адмирал, я почти не помню мать, — сказал Кирилл. — Когда она погибла, я был слишком маленький, да и до того с ней виделся реже, чем хотелось бы — у нее была серьезная служба, отнимавшая массу времени. Конечно, осталось много фотографий. Я знаю, что она была очень красивая, это-то я знаю. Но вот что до остального... Отец почему-то очень не любит говорить о ней, вспоминать что-то, — он поколебался, но все же закончил: — Это смешно и странно, быть может, но мне иногда кажется, что он даже сейчас не осознал до конца, что она мертва...
Вполне может быть, подумал Мазур. Случается
— И чем же я могу помочь, Кирилл? — мягко спросил он.
— Я знаю, что она была красивая... и только. Что она могла говорить со мной очень нежно, а могла и сердито накричать, — он смущенно улыбнулся. — Она как-то, вернувшись домой, сняла кобуру и положила ее на столик. Столик был низкий, и я легко дотянулся, расстегнул ремешок и всерьез попытался вытащить пистолет... Выволочка была такая, что я долго обходил стороной даже старинные сабли на стене, до которых все равно не мог дотянуться... И это — все. Сеньор адмирал, на том задании вы общались с ней довольно долго и тесно, вы действовали вместе, не только в городах, но и в диких местах. Вы не можете не знать... Какая она была? — и Кирилл настойчиво повторил: — Какая?
Какая? В первую очередь вспоминалось: жаркая, нежная, умевшая быть и покорной, и требовательной, отдавать себя всю и самой желать всего. Но ничего этого, конечно, парню нельзя было сказать... И никому нельзя, потому что это принадлежало только ему...
— Какая? — медленно повторил Мазур. — Умная, веселая. Решительная. Дерзкая, смелая. Умела быть настоящим другом... и прикрыть спину, когда это требовалось. С одинаковой легкостью и танцевала на балу в вечернем платье в богатой асиенде, и шагала по джунглям в камуфляже с автоматом наперевес. — Он чувствовал, как застыло его лицо. — И еще она без колебаний стреляла во врагов, а это не каждому дано.
В ушах у него гремела «Малагуэна».
— Вот и все, пожалуй, что я могу рассказать. Этого мало, наверное, я понимаю...
— Ну что вы, сеньор адмирал! — энергично запротестовал сын. — Наоборот, это очень много... Теперь я смогу ее представить именно такой, какой она была...
Спасибо. — Он замялся. — Сеньор адмирал... Вы поживший на свете и много повидавший человек, так что вы никак не примете мои слова за пустые комплименты, какие отпускают девчонкам на Пласа Дель Соль… Я вами по-настоящему восхищаюсь — такими людьми, как вы и моя мать. Возможно, это звучит чересчур самонадеянно, но я думаю, что ни за что не струсил бы в бою. Я, конечно, в бою не был, но в больших маневрах в прошлом году участвовал, нашу роту придали атаковавшей берег роте морской пехоты. Но там совсем другое —
Он достал бумажник с золотой монограммой в уголке и извлек из него закатанную в пластик цветную фотографию. Да, у Мазура тоже была такая, лежала в единственном ящике его письменного стола, запиравшемся на ключ — собственно, во вмонтированном в ящик стола надежном сейфе, сохранившемся с тех времен, когда он еще не вышел в запас и такой сейф был ему дома необходим.
Барралоче, конечно же. Незадолго до начала Парада Серебра и Пляски Чертей. Узенькая улочка, с двух сторон уставленная лотками мелких торговцев — там же болтался и уличный фотограф, натиску которого они с Ольгой не стали особенно сопротивляться.
Они с Ольгой. Они стоят посередине улочки, сблизив головы, улыбаясь в объектив, Мазур обнимает ее за талию, Ольга прильнула к его плечу, парочка беззаботных туристов, он в пижонском белом костюме, Ольга в коротком белом платьице. Местные, живописно разодетые по последней индейской моде, которым они загородили дорогу, ничуть не сердятся, стоят с широкими улыбками. И ни одна живая душа не знает, что под мышкой у него и в модной сумочке Ольги — одинаковые «Беретты» с удлиненными магазинами на пятнадцать патронов, отличные пушки по тем временам...
— У меня тоже такая есть, — кивнул Мазур. — Это Барралоче, примерно на середине маршрута, места, как видишь, еще довольно цивилизованные по сравнению с тем, что было потом...
Бережно убрав фотографию в бумажник, Кирилл сказал:
— Вот это меня в вас с матерью и восхищает... Отец мне не рассказал никаких подробностей, говорил, они до сих пор засекречены — но сказал, что маршрут был долгий, и опасность вас могла подстерегать на любой точке, все равно, на городских улицах или в джунглях. А вы держитесь так беспечно, беззаботно, словно совершенно мирные праздные туристы, или... — он на миг запнулся, — или даже, простите, влюбленные... Я бы так не сумел, чем-нибудь себя да обязательно выдал бы...
Мазур усмехнутся:
— Кирилл, когда я был в твоем возрасте, я бы тоже так наверняка не сумел...
Сын смотрел на него с нешуточным уважением, действительно, с восхищением — и Мазуру, что греха таить, было приятно. Все было не зря, подумал Мазур. Эчеверриа вырастил отличного парня, за которого никому не стыдно — и Ольге не было бы стыдно. Мы не вечны, мы едем с ярмарки, мы скоро уйдем — а вот такие парни останутся, и неважно, какая у них будет форма и какой флаг над головой... Главное, не американский...
Поручение Лаврика занозой сидело в сознании. Ну, самое время...
— Кирилл, — сказал Мазур. — Нескромный вопрос: у тебя есть девушка? У такого парня не может не быть девушки. Я, конечно, имею в виду не случайных подружек. каких хватало в жизни любого кадета, и вашего, и нашего...
— Есть, — почти не замедлив с ответом, сказал сын И упрямо вздернул подбородок совершенно Ольгиным жестом. — Это не случайная подружка. Все очень серьезно.
— К чему я это спрашиваю... — сказал Мазур. — Ты, может быть, поразишься, а то и посмеешься, но у меня тоже есть девушка...