ВПЛАМ: Шрамы, что превратились в морщины
Шрифт:
Ияков пронзительно заорал, и они оба потеряли сознание.
***
Когда я родился, был лес. Лес был вокруг меня, но я не былего частью. Это я понял сразу.
Я был странный. Я был уродливый. Я был страшный. Я не чувствовал себя собой. Своё тело казалось мне чужим.
Я рыскал повсюду, следуя куда-то… Но я просто не знал, куда я вообще шёл…
Я был слабым. Хотя нет. Я и есть слабый.
Когда я в первый раз увидел их. Этих маленьких. Рыжих. С длинными языками и такими миленькими глазками. Я умилился. Я тоже хотел быть маленьким. Хотел быть пушистым. Хотел быть красивым. Хотел, чтобы мной умилялись.
Я наблюдал за ними. Я охранял их. Я ходил за ними и делал им хорошо.
Но потом появился он.
Он был такой же, как и я. Не чужак. Тоже выродок Хаоса. Тоже живущий посреди леса. Тоже не являющийся его частью.
Он не был, как они. Он был уродливым. Он был страшным. Он был странным. Он был чужим для своего тела. Чужим для себя.
Мне показалось, что мы могли быть друзьями. Что мы могли вместе искать что-то красивое. Вместе перестать быть чужими.
Но он в отличие от меня не хотел этого. Он не верил в своё уродство. Он почему-то считал себя красивее этих. Милее этих. Пушистее этих.
Он надсмехался над ними. Ему было смешно моё умиление.
Но я чувствовал зависть в его сердце. Я чувствовал злобу, таившуюся в нём. Я чувствовал этот гнев… Но почему-то не сдержал его…
Был один день. Я как всегда был с ними. Гулял. Наблюдал. Миловался.
Но тут пришёл он. Он начал их убивать. Кромсать. Резать. Рвать на части.
Я тыкал в него иглами, но они ничего не могли сделать. Мои щупальца были бесполезны.
…
Как и всегда.
Я просто беспомощно наблюдал, как они умирали. Только потом я вытащил несколько с собой и утащил их в другой лес. Более тёмный лес.
…
Но сегодня я нашёл нечто красивее. Нечто, способное дать мне шанс остановить его. Шанс помочь слабому умереть.
Ведь надо быть сильным, чтобы признать своё уродство.
***
[Ияков: …]
Мужчина
Голова готова была взорваться в любую секунду, а сердце громыхало так ужасно больно, что Иякова, казалось, сейчас должен был хватить удар.
[Ияков: …]
Тем не менее, он слегка приподнялся на локтях и снова рухнул грудью, слегка продвинувшись вперёд.
Раз за разом он шмякался грудью об твёрдый булыжник, проползая вперёд. Каждый толчок давался необычайной болью на его сердце, но он не мог останавливаться.
[Ияков: …]
Ияков приподнял голову и сделал последний рывок. Его лысая макушка столкнулась с чем-то холодным и гладким, чем-то знакомым… Чем-то уродливым и странным…
[Ияков: Кигьи… (Ты…)]
Создание валялось на земле. Его щупальца медленно подрагивали, но не предпринимали совершенно никаких действий.
Даже звуки, которые вырывались из его чёрного нутра. Они совсем не походили на те кряхтящие слова… Скорее это был какой-то стон или даже… Плач.
[Ияков: …]
[???: …]
[Ияков: …]
[???: …]
[Ияков: Кигьи… (Ты…)]
[???: Гикьи… (Я…)]
[Ияков: Кигьи ий гикьи мойиякья Кхаос? (Ты можешь мне объяснить Хаос?)]
[???: Кхаос фухс мойикья… Каа уст Кхаос… Иест Кхаос… (Хаос нельзя объяснить… Хаосом надо быть… Ведь это Хаос…]
[Ияков: Кигьи ий гикьи мойиякья Ордре? (Ты можешь мне объяснить Хаос?)]
[???: Ордре айхугуй Кхаос. Когос фухс Ордре. Иест Кхаос. (Порядок – обратное Хаосу. У выродков нет Порядка. Только Хаос.)]
[Ияков: …]
[???: …]
[Ияков: …]
[???: …]
[Ияков: Кигьи фухс гайе. (Ты был не прав.)]
[???: Кухгуйя? (Почему?)]
[Ияков: Айерисай фухс ото, фу ий гойекьях його айхий… (Силён не тот, кто способен признать своё уродство…)]
[???: …]
[Ияков: Хегу ото, фу ий гойекьях а ийгьи омо… (А тот, кто готов признать и исправить его…]
[???: …]
[Ияков: …]
[???: Гикьи тийтикх кигьи гогой. Гикьи русу омо кигьи хахса. (Я видел твоего отца. Я понимаю, о чём ты говоришь.)]
[Ияков: Кигьи тийтикх гикьи хуйгайгьи? (Ты видел мои мысли?)]
[???: Иест… (Да…)]
[Ияков: …]
[???: …]
[Ияков: Хо кигьи русу омо гикьи кухгу… (В таком случае ты понимаешь, что я сейчас сделаю…)]
[???: …]
[Ияков: Кигьи… (Ты…)]
[???: …]
[Ияков: Гикьи хрой йег. (Я убью его.)]
Голубоглазый парень вонзил два пальца под череп и со всей силы потянул его вверх. От щупалец начали отходить чёрные тянущиеся связки, и, наконец, наливающаяся тёмной жидкостью голова окончательно оторвалась от тела.