Врачебные связи
Шрифт:
– И что с ним?
– Уволили. Вернее, как говорят, «ушли по собственному желанию».
– За что?
– За длинный нос, полагаю.
– А поподробнее?
– Можно и поподробнее. Молодой он был, Егор, дотошный, трудолюбивый, как ломовая лошадь, и чертовски въедливый. Его не очень-то всерьез воспринимали – из-за возраста и идеализма, но специалист он неплохой… Можно даже сказать, хороший.
Представляю, с каким трудом далось Разгуляеву это признание!
– Так вот, – продолжал мой собеседник, – Егор как-то раз подошел ко мне с вопросом о «Голудроле». По его словам, сразу
– А Марина… – начала я, но Разгуляев тут же перебил:
– Марина тогда только поступила, и я ничего не мог сказать по поводу этого препарата. Вы знаете, что он появился на рынке недавно?
– Где-то полгода назад, правильно?
– Около того. Судя по результатам клинических исследований, эффект от лекарства потрясающий, а что касается побочных эффектов… Мне кажется, что, как часто происходит в подобных случаях, его недоисследовали, понимаете? Выбросили на рынок, не выжидая необходимого времени, а он возьми да «выстрели» негативными последствиями!
– А вы не задумывались над тем, что в цивилизованной стране такая ситуация просто невозможна? – спросила я. – Чтобы препарат поступил в продажу до того, как его действие досконально исследовано и доказаны все побочные эффекты?
– Да бросьте, коллега! – воскликнул он. – Вспомним хотя бы ситуацию с «Талидомидом» [1] – разве не Европа тогда пострадала, а все почему? Во-первых, производитель не желал ждать положенного времени, а во-вторых, чего уж греха таить, последствия порой носят отсроченный характер, поэтому неизвестно, сколько надо ждать, чтобы они проявились.
1
«Талидомид» – седативный препарат, появившийся в шестидесятых годах двадцатого века. Впоследствии был изъят из продажи, так как имел серьезные побочные эффекты: рождалось много детей с врожденными уродствами.
– Как видно, не в случае с «Голудролом»: здесь все стало ясно в течение нескольких месяцев, и я сомневаюсь, что производитель не имел понятия о том, какую «бомбу» выбрасывает в продажу!
На это ответить Разгуляеву было нечего, поэтому он предпочел промолчать. Мне пришлось вернуть его к теме о Егоре Артамонове.
– Ах да… Егор пошел к заведующей, но она отказалась разговаривать с ним на эту тему.
– Почему же?
– Ну, как обычно: что, мол, тебе больше всех надо, раз ты лезешь, куда не просят? Министерство здравоохранения препарат одобрило, значит, лечи пациентов – и все!
– А Егор не согласился?
– Нет. Более того, он сказал, что намерен вынести вопрос о «Голудроле» на врачебную комиссию. Через месяц он написал заявление по собственному желанию.
– То есть комиссия
– Проигнорировать Егора не могли, но к нему начали «подкатывать» различные доброжелатели, говоря, что это, дескать, гиблое дело, врачебная комиссия сама по себе ничего не решает и так далее. За это время заведующая дала ему несколько выговоров за незначительные проступки, поэтому он уволился без скандала.
– Как вы думаете, почему она так поступила?
– Заведующая? Послушайте, коллега, разве вы сами не работаете в системе? Нам дает по шапке заведующая, а ей, в свою очередь, кто повыше – и так по цепочке на самый верх. Ей надо, чтобы вызывали в Комитет и песочили на чем свет стоит? И ведь все равно ничего не изменится: ну, уволят ее, если будет стоять на своем, другую наймут – и все покатится дальше!
– А вы, случайно, не в курсе, где сейчас работает Егор?
– Понятия не имею, – пожал плечами Разгуляев. – Но вы можете зайти в отдел кадров и узнать его адрес: уволился он недавно, и его, скорее всего, еще не выкинули из базы.
Уже стоя в дверях, я вдруг вспомнила кое о чем важном.
– А как же быть с «Голудролом»? – спросила я, поворачиваясь к онкологу, который уже расслабился, увидев мою спину.
– В смысле?
– Вы будете продолжать давать его пациентам?
– А у меня, дражайшая коллега, нет выбора, – спокойно ответил он. – В нашей больнице с этим диагнозом прописывают именно «Голудрол» – не за свои же деньги мне покупать больным лекарства в самом деле?! Но, раз уж вы впряглись в это дело, буду с нетерпением ждать результатов и надеяться, что поднимется шум, и тогда его уберут и заменят чем-то менее опас… Короче, чем-то получше.
Даша долго готовилась к разговору, припасла кучу саркастических замечаний и едких аргументов на любое оправдание, однако при виде Анатолия, введенного в помещение для допросов охранником в форме, слова застряли у нее в горле. Он выглядел таким несчастным и измученным, что даже Дарья, привыкшая к тому, что пара ночей в изоляторе ломает матерых преступников, если к ним приложили руку опытные следователи, решила воздержаться от упреков. Охранник буквально бросил Толю на стул и снял с него наручники.
– У вас час времени, – предупредил охранник.
– А потом что – продолжите пытки? – фыркнула Дарья, подбоченясь и вперив в мужчину взгляд, полный презрения.
– Бог с вами, мадам адвокат, какие пытки? – развел руками конвоир. – Мы были с ним нежны, как с младенцем!
– Да уж, это очевидно!
Когда дверь закрылась с внешней стороны, Даша вновь посмотрела на Анатолия. Он глядел в пол.
– Почему ты мне солгал? – тихо спросила она. – Про оружие?
Он ответил не сразу, а когда все-таки ответил, то не поднимая головы.
– Я не лгал в главном – в том, что не убивал Илью Митрохина. Думал, что этого достаточно.
– Думал он! – сердито буркнула Даша. – Здесь ядумаю, а твоя задача – выполнять то, что тебе советует адвокат… Та запись подлинная, да? Где ты забираешь пистолет?
Он кивнул.
– Господи, зачем?! – всплеснула руками Дарья. – Ну, спрятал ты его – зачем потом возвращаться?