Враг моего отца
Шрифт:
Теперь становилось понятно, почему у Кристины ни с кем ничего не выходило — такой секс даже для меня был запредельным. Хотя я все еще не понимал почему. Сломала мой стереотип? Унизила? Растоптала достоинство? Как бы хотел я? Быть главным?
Я был не готов вот так вот отдаться незнакомой женщине, даже если к ней и тянуло. Я никому не доверял… А Кристина заставила меня довериться одним болезненным рывком. Взяла на понт и содрала с меня все, что защищало. Теперь я стоял, будто без кожи, чувствительный
Затянувшись глубоко, я уже жалел, что решил покурить. Потому что знал — я вернусь к ней. Женщина, которая может выворачивать наизнанку одним взглядом, не должна спать одна…
=33
Я не понимала себя. Что я хотела этим добиться? Показать «товар лицом» и отвадить? Тогда должна радоваться — он ушел. Только радоваться не выходило. Я лежала на кровати на спине, освежая влажные дорожки на висках, и не могла пошевелиться.
С Ромой я даже не рискнула заикнуться о таком варианте близости. Показать открыто человеку, который небезразличен, свою «шизу» страшно. Да, мне нравилось делать мужчинам больно, наказывать в их лице ублюдка, который покалечил. Это на время облегчало боль, что копилась из-за моей ограниченности, одиночества и жажды близости. Но я никогда не переносила этот способ на небезразличного мужчину. Я же думала, что мне плевать на Багратова. Почему теперь так больно, будто испортила что-то серьезное, профукала шанс, который уже не вернуть…
И так жалко стало себя, что я тихо заскулила, жмурясь и сжимая простынь руками. Поэтому не сразу услышала шаги за дверью.
— Слушай, так есть хочется, — внезапно ворвался в комнату Слава с подносом, — я набрал всякой фигни, что осталась…
Я вскинулась на кровати, моргая и растерянно взирая на его суету. А он выудил из кармана зажигалку, поджег пару свечей на подносе и выставил на комод.
— Чай тебе принес и кофе себе, но можем легко махнуться.
— Слав, не надо, — отмахнулась я от соблазна поверить во все это очарование.
— Надо, Кристина, надо, я же говорил, — и он направился ко мне. Залез на кровать и потянул меня за ноги к себе. Я мягко опустилась на спину, поддаваясь и привычно чувствуя покалывание в солнечном сплетении. Но он подтянул к себе и убрал руки, нависая сверху. Прошелся темным взглядом по наверняка удручающей картине, протянул руку к мокрым вискам и бережно вытер: — Прости, мне надо было перевести дух — встряхнула ты меня не по-детски… Но я быстро соображаю.
— Слав, — закатила я глаза, но продолжить не знала как. Слов не было.
— Кристин, любой бы мужик был счастлив и попросил бы повторить, но ты выбрала такого же покалеченного психа, как и ты сама. Я не привык оказываться безвольным
Я слушала, широко открыв глаза.
— Зачем тогда позволил себя связать?
— Я доверял тебе, когда связывала.
— А потом?
— Потом меня посетило много всяких эмоций, не со всеми я справился сразу…
— Почему не сказал? — потянулась я ладонями к глазам.
— Значит, не нужно было, — пожал он плечами.
— Слав, так было нельзя, — мотнула я головой, — мы решили, что из нас двоих больная именно я, и носимся теперь с этим…
— Не легко признаться незнакомой женщине, что мы немного больны оба, Кристина, но твоя терапия — это нечто.
И он притягательно оскалился.
— Боже, — чувствовала, как пылают щеки.
— Рассказывай, Куваева, что ты еще любишь? Что мне от тебя ждать?
— Слав, — я вскинула руки и притянула его к себе, не отдавая отчета, что делаю, просто мне жизненно необходимо было его почувствовать, обнять, прижаться, — обними меня, пожалуйста…
— Ты только скажи, если что… — и он сгреб меня в объятья, зарываясь носом в волосы на шее.
— Скажу.
Но «если что» не наступало — паника отступила под давлением непредвиденной ситуации. Меня никогда не принимали такой, какая есть, я боялась и пряталась, играя нормальную. Гаптофобию принять просто — бедная девочка, жертва насилия! А вот все, что прячется за ней, даже показывать страшно.
— Два раза в месяц я езжу в закрытый клуб, где отрываюсь по полной, — пробормотала под его задумчивые ласки. Слава прижимал к себе, запустив пальцы в волосы и осторожно потягивая.
Хотелось, чтобы он что-то сказал… но требовать этого было нельзя.
— Кристин, мне абсолютно ровно на это, но не потому, что мне плевать на тебя — мне уже очень сильно не плевать. Мне все равно, потому что я нормально к этому отношусь и прекрасно тебя понимаю. Капито?
— Капито.
— Умница. Это было незабываемо.
Я хрюкнула.
— Но я отомщу тебе…
— Я бы с удовольствием…
— Вот и займемся этим… завтра в Мандрид, помнишь?
— Нет, но ладно.
— Ну и прекрасно.
Решить, кто из нас будет пить кофе, а кто — чай, мы не смогли. Потому что уснули.
Проснулась я в его руках, как и заснула. Слава разбудил меня рано:
— Через полтора часа нам в аэропорт.
— Окей, — потянулась я, разминая затекшую шею.
К нормальным отношениям, оказывается, много всего прилагалось — невозможность выползти ночью в туалет, боясь разбудить другого, и деревянные мышцы после неудобной позы. Глядя на помятого Багратова в зеркало ванной, я покачала головой: