Враг мой - дневной свет
Шрифт:
– Не-е, чего я там забыла. Я Каринке водиться не нанималась! Хочу сходить к Алешке ветеринару, про Барка договориться, как бы бешенство или чумку не подцепил… - вот молодец, кажется, тебе удалось сбить его интерес. Она улыбнулась Димке тепло и открыто.
– А я думал, тебе нравится с Егором гулять, - черт, улыбки не помогли. Галина ринулась в следующий раунд.
– Да, неплохой он ребенок, но у меня своих забот хватает.
– Я думал, ты скажешь, проблем, - подозрительно, с ноткой сварливости, отозвался Дмитрий. – Я же проблемный мальчик.
– Чепуха какая! – изобразила она возмущение. Но если б он знал, от чего так исказились ее черты. – Хватит, Дима, прошлым жить. Ты почти здоров, скоро на улицу пойдешь,
– Ты, правда, так думаешь? – удивленные серые глаза остановились на ее лице.
– Правда, - она пожала плечами. – Ты, что, сам не видишь, как изменился?
– Вижу, но думал, ты не заметила. Думал, тебе Егор дороже.
– Что за мысли такие?! – она заставила себя спрыгнуть с кровати, обуться и подойти к нему. Он смотрел на нее, не отрываясь. – Обнимешь меня? – протягивая к нему руки, она молилась, чтобы он не обратил внимания на ее дрожащие пальцы.
Он позволил ей обнять себя, и даже на секунду прижался к ее прохладной щеке своим разгоряченным лбом. От нее пахло хорошими духами, свежестью. Ее одежда была чистой, модной, яркой. Но какая-то нотка в этом аромате взаимного доверия и сыновней преданности фальшиво вторглась в красивую мелодию, искажая ее. Что-то с его мамой было не так. Что, сейчас он сказать не мог, но позже он обязательно разберется.
Она вышла от него веселая, успокоенная, но с твердым намерением прекратить всяческие визиты в дом Карины. Ей казалось, что, стоит только переступить порог дома, где носится со своими машинками и паровозиками Егорка, сын тотчас поймет, как замирает ее сердце и теплеет на душе от присутствия маленького серьезного мальчишки, составившего значительную конкуренцию самому Дмитрию.
Он смотрел в окно на солнечный осенний сад, заботливо очищенный матерью от опавших листьев, и напряженно думал. Врала или нет? Он же не слепой: она в восторге от Егора. Стала бы иначе занятая взрослая женщина тратить время на чужого ребенка, когда дома есть свой, нуждающийся в опеке, внимании и лечении. Но тогда, как понимать ее легкомысленный отказ. Ему понравилось: ровно, серьезно, без истерик, сентиментальных сравнений и прочей женской ерунды. Сказала по делу и перевела разговор на другую тему. Пусть так и будет, и не дай Бог повернуться иначе.
Дима стал снова смотреть в окно. Осень, почти зима. Может, поэтому у него такое плохое настроение, и жжет что-то изнутри, и торопит, и мешает сидеть на месте. А еще Егорка этот – ангелочек в кепочке! Почему он так раздражает его? Ну, живет себе человечек, растет! Ненавижу! Хоть бы он под машину попал! Мать, наверное, реветь будет; ничего, он хоть развлечется. Дмитрий зажал рот ладонью. Тошнота, замешанная на ненависти, подступила к горлу, вызвала пустые спазмы, и отпустила. Жгучая точка посередине живота забилась, затряслась, распирая его, как росточек тополя асфальт. Он закричал, успев отпрыгнуть от окна и зажать рот подушкой. Крик перешел в вой. По спине катились капли пота. Тихо – тихо, нельзя! На этот раз нельзя идти на поводу у желаний, это – не тот случай! Вой шел сам по себе и пропадал в подушке, угасая на самой низкой ноте. Когда же это кончится?!
========== Часть 20 ==========
20.
Обещанное матерью бабье лето в полном смысле этого определения, конечно, не наступило. Ночами стояли крепкие заморозки, днем из приоткрытого окна тянуло холодом, но небо поражало своей чистотой. Синь была такая безоблачная, радостная, праздничная, что люди высыпали на улицу прогуляться, надышаться солнцем перед равнодушной, мертвой зимой. Дима не был бы исключением, если б не болезнь. Он открывал створки, поворачивая ручки на рамах прямо сквозь портьеры, и стоял подолгу рядом с окном, вдыхая свежесть пополам с запахами земли и листьев. Даже летом он так не наслаждался воздухом.
С улицы доносились оживленные голоса, два из них он узнал: Егор и мама. В этот субботний день – ее законный выходной – она, конечно, как и все обитатели пригорода, постаралась найти время для прогулки, и, конечно, в обществе Карины и ее сына. Зачем же было обманывать его, он же не слепой. Дмитрий осторожно приоткрыл портьеру: мама стояла, болтая с Кариной, а Егорка носился по дороге с какими-то соседскими мальчишками, истошно крича, и кидаясь в них мелкими камушками. Приятели в долгу не оставались. Смех и возня заглушали все остальные звуки, в том числе, и голос мамы. Ему очень хотелось бы послушать, о чем она рассказывает Карине с таким оживленным, чуть кокетливым видом. Впервые он всерьез задумался о том, что у окружающих его людей может быть своя жизнь с какими-то целями, тайнами, желаниями, бедами, мечтами. Это было не очень радостное открытие. Сразу обнажалась его собственная никчемность, бесполезность. Зачем он? Почему он живет? Почему он, а не кто-то другой, вынужден безвылазно сидеть в четырех стенах, бережно храня кожу от лучей солнца, того же самого солнца, которому другие молятся, солнца, под которым зреют яблоки, растут дети?!
С улицы снова донеслись визги и хохот. Строгий голос мамы громко произнес:
– Егор, что это вы тут устроили?! Вообще, уйдите-ка с дороги, вон целая колонна машин идет!
« Попади под машину, гаденыш!» - напрягаясь так, что мускулы одеревенели, прошипел Димка, вцепляясь в портьеры липкими от пота пальцами. Взгляд его неотрывно следил за несущимися автомобилями без номеров; видимо, кто-то гнал японские машины на продажу через всю страну. Сверкая новыми боками и никелем, колонна ворвалась на участок дороги возле дома Карины, прошла некрутой поворот к их с мамой дому, и скрылась из виду, взорвав воздух веселыми сигналами, сгоняя собак и мальчишек со своего пути. Егорка следил за колонной из-за низенького заборчика, уцепившись за штакетины своими маленькими ручонками. На лице его был написан восторг и легкий испуг познающего мир человечка. Но истинного страха не было, должно быть, он уже чувствовал, что со стороны дороги ему опасаться нечего.
«Быстро же тебя сдуло, трус вонючий! Как чужих мам очаровывать, так ты не трус! – Дима щурился от злости и кусал губы. – А мама-то хороша. «Не пойду-не хочу» Сразу поскакала, как на улице его увидела. Что за дом такой проклятущий, вечно в нем селятся какие-то неприятные люди! Ну, постоял бы дом пустым зиму; кому он нужен? Там и брать-то нечего, хлам один!
Он отвлекся от окна и просто стоял, держась за портьеру, комкая ее, сминая так, что без хорошей чистки ей уже не выглядеть пристойно. Хлопнула дверь, а он и не заметил, не отвлекся от своих мрачных мыслей и кипящих чувств.
Потом пошла череда одинаковых дней, в течение которой, мать действительно не встречалась с соседями. Дима слышал звонки телефона, и, судя по разговорам, это была Карина. Но мама почему-то отвечала отказом встретиться или посидеть с Егором. Странно, но ему стало спокойней. Наконец-то она решила сдержать обещание.
Галина с ужасом вспоминала свою встречу с Кариной и Егором. Иногда ей начинало казаться, что сын видел ее, счастливо смеющуюся, рассказывающую, как Анатолий водил ее в зоопарк, а потом катал на колесе обозрения и целовал на самой высокой точке, с которой виден почти весь город. При желании Галина могла быть неплохой рассказчицей, и Карина хохотала над ее шутками, позабыв о своих многочисленных заботах и бедах. И Егор носился рядом, визжал и смеялся… Если бы эту картину увидел Дима… Ей не хотелось об этом думать, она слишком хорошо знала характер сына. Думала, что знала. Но и то, что было доступно ее пониманию, не сулило ничего хорошего. Ведь все выглядело так, будто она не сдержала своего обещания, и если он видел…