Враг мой (сборник)
Шрифт:
2
– Его зовут Суриток Нан. Родитель назвал мне его имя перед смертью. Он четвертый в роду, но родовых имен родитель не перечислил. Теперь их никто не сможет собрать.
Мы сидим перед бункером среди развалин. Женщина держит дракского ребенка на коленях и моет ему личико. Я гляжу на нее. Я еще не решил, стоит ли ей жить дальше.
У нее гладкая кожа цвета грязи, волосы на голове короткие, черные, курчавые. Конечно, у нее есть ушные раковины, нашлепка на лице, называемая у людей носом, по пять пальцев на руках. То ли дело дракский ребенок: кожа цвета солнечных лучей, гладкое безволосое личико, пухлое, как у всех младенцев. Но при этом я вижу, что для женщины
– Родитель Нана, - продолжает женщина, - даже не успел перед смертью назвать свое имя. На нем уже не было талмана.
– Она ежится и опускает глаза.
– Украли, наверное. На Дорадо за талман с цепочкой дают больше ста жетонов.
Сто жетонов! "Жетонами" зовутся суррогатные деньги Фронта. По показаниям пленных людей, за сто жетонов можно купить одну дыню. Дыня - за одиннадцать тысяч лет мудрости! Я смотрю на талман с цепочкой, снятые с обезглавленной мной мертвой девушки. Я все еще сжимаю то и другое, обагренное человеческой кровью, в кулаке. Может статься, этот талисман принадлежал родителю Нана, а может, и нет. Я снова смотрю на женщину.
Почему человека так заботит наследие дракского ребенка? Не исключено, что она ломает комедию, чтобы заморочить мне голову. Воображает, что я ее отпущу... Ее и дракского ребенка. Ведь я уже сохранил ей жизнь. Пока что... Мало ли, на что она способна, чтобы вызвать у меня жалость! Люди лгут, крадут, мошенничают; с чем мы только не сталкивались в этой жестокой мясорубке!
Оказывается, мое оружие все еще включено. В нем осталось только 14 процентов от полного заряда. Какая оплошность! Я чувствую невыносимую усталость. Мне хочется одного - найти безопасное темное местечко, свернуться калачиком, все забыть и уснуть на тысячу лет. Я отключаю оружие.
– Как ты с нами поступишь?
Решение уже принято без моего участия. Я встаю, подхожу к ним, протягиваю талман вместе с цепочкой.
– Скорее всего это принадлежит другому роду, но содержание от этого не меняется.
– Слезы - это тоже общее у нас и у людей - застилают мой взор. Род угас вместе с солдатом, носившим это.
Она берет амулет, кивает в знак благодарности и надевает цепочку ребенку на шею. Я не спрашиваю, умеет ли она читать по-дракски.
Я стою среди обломков, заваливших пересечение дорог, и провожаю взглядом женщину, уходящую на север. Ей приходится перешагивать через мусор и обходить воронки. На руках у нее ребенок. Солнце почти спряталось, небо алеет, как пыль в пустыне. Я поворачиваюсь лицом к западу и задумываюсь, как мне быть дальше.
Можно было бы вернуться к командиру Сиков и доложить: все погибли, Гах Иов: Анта распорот лучом энергоножа от паха до правого плеча, Ки разорвало на куски взрывом, Пина изрешечен пулями, но, судя по следам, долго полз, пока не испустил дух; Адовейна лежал навзничь без единой раны на теле, словно его сморил сон, но, приподняв его, я увидел на своих руках его кровь.
А деревня Риехм Во, продолжил бы я свой рапорт, освобождена. Пришлось бы доложить и о человеческой женщине, которую я отпустил к ее народу, и о ребенке-драке, которого я ей позволил унести...
Представляю, как Иов приподнял бы брови, ожидая от своего солдата объяснения причин измены. Стоит ли объяснять ему, что женщина сама пристрелила двоих людей, собиравшихся убить дракского ребенка?
Выходит, в Сиков и в Маведах путь мне заказан. Пусть думают, что погибли все до одного. Я еще раз нахожу взглядом удаляющуюся женщину. Я уверен, что она сумеет убедить командование Фронта, что ребенку надо сохранить жизнь, но меня она бы не смогла отстоять. Меня убили бы сразу или склонили к предательству и убили после этого.
Женщина останавливается, оборачивается, смотрит на меня, машет мне на прощание - человеческий жест. Я поднимаю руку и не опускаю ее. Женщина бредет дальше на север, прижимая к себе ребенка. У меня еще остается возможность сразить ее из энергоножа. Этим я искупил бы свою вину и вернулся на привычный жизненный путь. Но дорога уводит женщину куда-то вбок, и я теряю ее из виду. Я опускаю руку и смотрю на свой энергонож. Напрасно я не спросил у женщины, как ее зовут. Те, кто меняет течение твоей жизни, не должны оставаться безымянными.
Я поднимаю голову и вижу, как отражаются солнечные лучи от одной из карантинных станций на орбите Амадина. Станция напоминает вечернюю звезду. В ней сидят люди и драки, они наблюдают за приборами, фиксирующими старт кораблей с поверхности планеты и попытки приземлиться и уничтожающими их. Ответы на свои вопросы мне пришлось бы искать гораздо дальше этого пояса смерти. На Амадине ответов уже не найти.
Я не вернусь к Иову и не стану докладывать об освобождении груды развалин. Я вообще должен держаться подальше от Маведах. Значит, мне нужен кто-нибудь из предателей.
Я вытаскиваю из энергоножа блок управления, разбиваю его ударом каблука и отбрасываю бесполезное оружие подальше от дороги. После этого, оставив в пыли шлем и бронежилет, я ухожу на запад.
3
Тех, кто предает свой вид и род ради фантазии, проклинают именем Зенака Аби. И все же я изменяю всем своим клятвам и иду на поводу у боли.
В темноте я миную боевые порядки Маведах, слушая доносящуюся с севера пальбу. Там, где крадусь я, тихо. Люди слишком далеко от этих позиций, и мои соплеменники используют драгоценный шанс выспаться. Позже я оказываюсь в незнакомом поселении, где меня не узнают, и произвожу обмен с драком, изгнанным в Мадах: я даю ему еды, а он объясняет мне, где я нахожусь, и исчезает во тьме. Кроме еды, вемадах получил талманы моих убитых однополчан, пообещав позаботиться, чтобы сведения об их подвигах и гибели не затерялись - кто знает, быть может, кого-то они еще сумеют взволновать. Я надеюсь, что брат Анты, Тран, еще жив. Остальные, увы, были воспитанниками интерната для сирот. Роль рода для них играла Дюжина.
В деревне Намндас у подножия Серебряных гор я забредаю на рынок, где крестьяне и торговцы ведут себя так беспечно, словно небо у них над головами не горит огнем. За последние несколько лет этой деревне досталось всего дважды, и оба раза по случайности: здесь взрывались ракеты, не долетевшие до штаба Маведах, расположенного к востоку отсюда. Мне хочется сладких лепешек, но денег нет, и я могу предложить в качестве оплаты только нож из-за голенища сапога. Но нож я берегу, поэтому просто утоляю жажду из колодца и ухожу в горы.