Враг престола
Шрифт:
— Что сказать мне им?
Заглянув в тёмные глаза Гайде, Эдуард увидел в их глубине лишь нежность, любовь и безграничную веру в своего долгожданного избранника.
— Скажи, что их призывает муаз'аммаль, — ответил юноша.
Ярви слышал о том, что случилось в шатре Эдуарда, но сейчас он был вынужден доверить жизнь юного Колдриджа ему самому.
Скользя между повозками, шатрами и юртами, он преследовал человека в мешковатой одежде, спешащего, как он был уверен, к своему господину.
Усатый толстяк в полосатом бурнусе
Миновав несколько общих навесов и стойло верблюдов, толстяк надеялся окончательно замести следы, прежде чем исчезнуть в богато украшенном шатре.
Оказавшись рядом, Ярви прокрался вдоль стены плотного полотна, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Говорили на языке пустыни, но Трёхпалый прекрасно понимал каждое слово.
— Проклятье! Сами предки хранят этого человека!
— Ты думаешь, они прислушаются к его словам?
— Лучше бы им этого не делать.
— Они суеверны. Если он сможет доказать, что…
— Тогда придётся действовать. Нам не простят промедления. Слишком многое поставлено на карту.
— Да, но оазис…
— Плевать на оазис. С такой поддержкой все земли к востоку от Трещины будут нашими.
— Я… прослежу, чтобы мои люди были готовы…
Последний глупец догадался бы, что готовится что–то скверное. Именно этого и опасался Ярви. Не все наибы покорно уступят власть. Тем более если найдётся человек, который щедро заплатит за голову наследника безумного графа.
Внезапно ухо резанул грубый, гортанный окрик. Один из янычаров, охраняющих шатёр, заметил лазутчика и поднял тревогу.
Выругавшись, Ярви поправил капюшон и метнулся прочь. На его пути вырос громила в остроконечном шлеме. Вопреки обычаю он тут же попытался зарубить нарушителя ятаганом. С трудом уклонившись от смертельного удара, Ярви резко метнул нож в шею стража и скрылся в тени шатров. Вслед ему летели стрелы, окрики и проклятия.
Соборный шатёр поддерживали больше двух десятков опорных жердей. Сшитый из тщательно выделанных верблюжьих шкур, его всегда устанавливали таким образом, чтобы четыре входа смотрели в разные стороны света. Стараниями местных жителей, охранителей вод, он был выстроен два дня назад, но отсутствие части вождей не позволяло начать совет.
Центральную часть внутреннего убранства занимала широкая низкая жаровня. Мерцающие красным жаром угли становились символическим центром мира, вокруг которого усаживались правители пустынных племен.
Когда Эдуард, облачённый в чёрную броню хранителя, появился у восточного входа, вожди уже ожидали его. Гайде не сопровождала своего возлюбленного, ведь обычай запрещал женщинам присутствовать на столь высоком собрании.
Сжимая в руке шлем, Эдуард прошёл на своё место. Наибы проводили его внимательными и оценивающими взглядами. Под сводами шатра их собралось чуть больше дюжины. Одни были ровесниками К'Халима, другие вполне годились ему в отцы.
После того как Эдуард
Здоровяк насупился и вновь опустился на атласные подушки, скрестив на груди толстые руки, усеянные золотыми браслетами и перстнями.
Эдуард был уверен, что услышал в речи бородача слово «дахил» и собственное имя, сильно искажённое пустынным диалектом.
— Не все здесь разделяют мою уверенность на твой счёт, — тихо пояснил К’Халим, когда слуги внесли блюда с финиками и напитки. — Для многих ты всё ещё чужак, чьё присутствие на хурале оскорбительно.
Эдуард поставил шлем на стол и поднялся, возвысившись над собранием.
— Почтенные вожди, — начал он, окинув взглядом присутствующих. — Как вы все знаете, меня зовут Эдуард Колдридж. Мне неизвестен язык пустыни, а потому нам придётся объясняться словами западного королевства. Надеюсь, вы не сочтёте это за оскорбление.
— Неслыханно! — воскликнул худощавый молодой пустынник, облачённый в шитый золотом белый халат с широким блестящим поясом. — Саг–ша'ар, твоё имя звучит честью в моих устах, как и имя твоего почтенного отца. Скажи, почему этот мухтади считает себя достойным подавать голос в центре мира?
Эдуард понял: наибы явились на хурал не ради него. Они пришли, потому что К'Халим созвал их, воспользовавшись правом вождя. Кто из них поверит, что он муаз'аммаль?
— Я имею право держать перед вами слово, — жёстко возразил Эдуард. — Это моё право рождения, право наследника лорда Натаниэля Колдриджа, моего отца. Я пришёл напомнить вам о вашем долге перед моим именем и моим домом.
К своему удовлетворению, Эдуард отметил, что на старшее поколение наибов его слова произвели впечатление. Некоторые из них, суровые и бывалые войны, подобные О'Кейлу, виновато опустили глаза, избегая его горящего взора.
— Я не знаю, о чём ты говоришь, мухтади, — ответил всё тот же белый вождь. — Я не знал твоего отца, и я не знаю тебя. Пусть прошлое само хоронит своих мертвецов. Мы ничего не должны тебе, Человек с запада.
— Не говори за всех, Окам–ша’ар, — подал голос сухой старик, годящийся Эдуарду в деды. — Я знал Натаниэля из дома Колдридж. Достойный муж, хороший воин. Он победил Заира Погонщика в честном бою, забрав себе его жену. Я был на том хурале и прекрасно помню, что мы обещали ему тогда. Помню, к своему стыду.
— Варик–ша'ар, ты можешь помнить что тебе угодно, — не сдавался Окам. — Меня не было на том совете, и я ничего не обещал безумному графу.
Эдуард отметил про себя, как ловко Окам говорит на языке королевства. Свойственный другим наибам акцент у него почти отсутствовал, что говорило о долгой практике. Не вёл ли белый вождь дел с купцами Простора? И не вёл ли он дел с Винсентом Дювалем, занявшим трон Дубового чертога?
— Твой отец обещал, — возразил другой долгожитель, дородный мужчина с пышными усами и широким мятым лицом. — Или ты не отвечаешь за слово своего предка?