Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году
Шрифт:
Гальдер о ситуации на Восточном фронте 3 июля 1941 г.:
«Я считаю верными показания пленного русского генерала, что мы рассчитывали на наличие только незначительной части войск восточнее Двины и Днепра, которые с учетом их боеспособности были не в состоянии затруднить решительным образом осуществление нашей операции. Думаю, что не преувеличу, если стану утверждать, что поход против России выигран за 14 дней. Естественно, это еще не конец. Размеры территории и жестокое сопротивление, которое оказывается всеми средствами, потребуют от нас еще нескольких недель»{502}.
С началом операции «Барбаросса» и в военно-промышленном секторе стали вырисовываться
3-я танковая группа (под командованием Гота) наступала севернее Московского шоссе, и ей удалось 24 июля 1941 г. захлопнуть Смоленский котел. Здесь, правда, тоже не удалось предотвратить прорыв значительных сил противника, но тем не менее были разбиты три советские армии, взято в плен 310 тысяч человек, уничтожено или захвачено 3205 танков и 3120 артиллерийских орудий. Теперь и в главных штабах западных союзников рассчитывали на скорый крах русских. Однако противник снова укрепил свои позиции перед наступавшей группой «Центр» и продолжал упорно сопротивляться. Собственные силы этой группы были исчерпаны, а остальные группы армий сильно отстали. Группа армий «Юг» остановилась перед Киевским укрепрайоном, а группа «Север» с большим трудом продолжала наступление на Ленинград.
Таким образом, первый удар вермахта привел к тяжелому поражению Красной армии, но не к полному уничтожению ее «живой силы». Реализация блицкрига на оперативном уровне после того, как прошел эффект неожиданности, оказалась намного сложнее и рискованнее, чем это ожидалось ранее. Продвижение войск замедлилось, собственные потери постоянно возрастали. За первые пять недель германские войска на Востоке потеряли почти четверть своих бесценных танков (850). Однако вермахт становился сильнее, благодаря своему боевому опыту и искусству командования в управлении войсками, а неослабевающее сопротивление Красной армии только ослабляло ее. Уверенность немцев в победе была огромной, но в командовании чувствовались раздраженность и нервозность. Близилось время, когда вокруг продолжения операции должны были начаться споры.
16 июля 1941 г. Гитлеру были представлены проекты важных распоряжений и решений по осуществлению оккупационной политики. Они подтолкнули фюрера к тому, чтобы четко высказать свою точку зрения по ряду вопросов в узком кругу руководства. Из пресловутых протокольных записей Бормана видно, что Гитлер хотел прибегнуть к самым радикальным мерам с целью овладения, эксплуатации и заселения завоеванных русских территорий{504}. Когда Гальдер высказал надежду на то, что в военном отношении, несмотря на возрастающие потери, поход на Восток практически завершен и осталось нанести лишь один сильный удар на Москву, Гитлер обратился к следующим отдаленным целям, что
Из беседы Гитлера с адъютантом Герхардом Энгелем во время прогулки 28 июля 1941 г.:
«По ночам он не мог спать, потому что не уяснил себе многие вопросы. В его груди борются два человека, и это борьба вокруг политико-мировоззренческой и экономической позиций. С политической точки зрения необходимо удалить этот главный нарыв: Ленинград и Москву. Это было бы тяжелым ударом для русского народа и коммунистической партии. Хотя Геринг и уверял его, что может справиться с этим при помощи своего люфтваффе, Гитлер стал после Дюнкерка несколько скептическим. С экономической точки зрения определялись совершенно иные цели. Если Москва и была большим промышленным центром, то важнее оставался юг, который мог дать нефть, зерно и вообще все, что нужно для обеспечения жизненного пространства. Это была страна с молочными реками и кисельными берегами. Одно было ясно: существенная перегруппировка сил. Разбрасываться танками в боях за города — это непростительный грех. Их надо бросить на юг по широким просторам. Он слышал уже крики тех, у кого их будут отбирать, но ему это было безразлично»{506}.
Гальдер старался уговорить Гитлера отказаться от этой идеи. Временная остановка в центре, которой он очень опасался, не могла продолжаться долго. «Такое решение освобождает каждого мыслящего солдата от ужасного кошмара последних дней, когда он своими глазами видит, что в результате упрямой позиции фюрера наступил полный провал операции»{507}. Спустя неделю Гитлер все еще продолжал выражать свое недовольство и искал другие решения.
Из записок адъютанта Герхарда Энгеля о настроении в ставке Гитлера «Вольфшанце», 8 августа 1941 г.:
«Заметно, что фюрер проявляет нерешительность в вопросе продолжения военных операций. Его мысли постоянно путаются, и появляются новые цели. С совещаний мы уходили такими же вразумленными, какими были до их начала. Сегодня после вечернего обсуждения обстановки прояснилось следующее: Ленинград на всякий случай необходимо взять; это важно с политической и мировоззренческой позиций, тем более фельдмаршал фон Лееб заявил, что сможет справиться одной артиллерией и авиацией. В центре: переход к обороне.
Все подвижные части направить на юг: Украина, Донецкий бассейн и Ростов. Главную цель фюрер видит в экономическом разгроме русских, тем более что ОКХ согласно с ним, что противнику следует нанести удар такой силы, который лишит его наступательного порыва в обозримом будущем, по крайней мере в этом году»{508}.
Поток противоречивых приказов и директив привел Гальдера на грань нервного срыва{509}. Гитлер, наконец, отклонил предложение командования сухопутных войск, в соответствии с которым в ближайшее время предполагалось продолжить наступление на Москву. Для диктатора было совершенно необычно, что он подробно изложил свое решение в письменном виде: он это сделал второй раз после меморандума о четырехлетнем плане в 1936 г.
21 августа командование сухопутных войск в очередной раз высказалось в отношении цели наступления: взятие Москвы, поскольку для обороны столицы и военно-промышленного центра Красная армия вступит в решающее сражение именно там. Однако Гитлер придерживался совершенно противоположной точки зрения. По его мнению, взятие столицы не решало исход войны, как это показал пример Наполеона. «Ему нужно было то, что питало жизнь русских: нефть, зерно, уголь»{510}. У адъютанта Энгеля возникло впечатление, что Гальдер и Браухич ушли от конфронтации. «Черный день для армии».