Враги друг друга не предают
Шрифт:
Меня обдало смрадом, в плечо вцепились скрюченные пальцы, впиваясь глубоко, до боли длинными ногтями. Я дернулась, пытаясь вырваться из неожиданно сильного захвата ветхой на вид старушки, одетой в изрядно поношенный украшенный чешуйчатым узором полушубок и теплый платок. Она бросила увесистый посох, придерживая туго набитую латаную котомку, висящую на плече.
— Пустите, — прохрипела, отшатываясь и подхватывая ребенка. — Я ничего вам не сделала.
Пальцы тут же разжались, выцветшие водянистые глаза под красноватыми пленками век без ресниц дотошно разглядывали каждую черточку
— Да не боись, не выдам. Идем ужо, дите застудишь, — она странно легко для сгорбленной спины наклонилась, подняла посох и зашагала вдоль берега, удаляясь от пирса.
Я секунду колебалась, чувствуя, как холодное тельце девочки начинает трясти, с трудом поднялась, чувствуя, как захрустела замерзшая одежда, и поплелась за ней.
— Давайте, я понесу посох и котомку, а вы согрейте девочку под кожухом. Она совсем ледяная и не приходит в себя, — едва шевелящимися губами, проговорила в спину прытко шагающей передо мной бабки.
— Пожалела, небогу, — удивленно вскинулась она, обернувшись ко мне. — Сестра што ль? Али нагуляна дочка?
— Помогите, бабушка, — я всхлипнула. — Я отработаю. Все отработаю.
Фыркнув, старуха с презрением покосилась на культю, с непонятной злостью кинула посох и котомку, распахнула кожух и прижала к вязаному толстому свитеру ледяное тельце. Малышка тихонько застонала, слабо завозилась, почувствовав тепло.
— Ишь, ласковая, — качнула головой бабка, запахивая выдубленные полы. — Подбирай посох и котомку и пошли, калека.
* * *
— Снега натопи. Отогреем ее. Коли лихоманка прицепится — помрет. Ужо больно слаба, — командовала старушка, уложив девочку под одеяло на топчан возле натопленной печки, со злостью обдирая свисающие с низких стропил спутанные пучки травы.
Кивнув, подхватила ведерко, бросилась к обитой для тепла тряпьем и облезлыми шкурами двери.
— Стой, дурища, кожух накинь. Тебя еще лечить, была забота, — каркнула в спину, кинув свою одежку в руки.
Накинув полушубок на мокрую футболку, вышла на покосившееся, покрытое инеем крыльцо и прислушалась. В тишине зимнего утра лишь потрескивал воздух от мороза. Вздох облегчения вырвался сам собой. Сквозь сугробы снега змейкой вилась тропка, по которой мы пришли. А за ней вдали над морем колыхалась жемчужно-розовая тонкая дымка тумана. Старушка жила на отшибе, в крохотной, заметенной по самую крышу, избушке. И пирс, и корабль Патрика с его шальной командой остались далеко за пеленой тумана. Я нагребала одной рукой свежевыпавший легкий и пушистый снег, придерживая металлическую посудину ногой.
Глава 10
Глава 10
Вернувшись в благодатное тепло, потянула носом травяной терпкий запах отвара. На печке кипело ароматное варево, и шипела, плюясь жиром, жарящаяся рыба. Справа от нее, у закопченного окошка стоял колченогий столик, на котором горкой высилась грязная посуда. Слева примыкал узкий топчан, куда старушка сгрузила свою ношу, под одеялом угадывались очертания детского тельца.
— Ставь сюды. Пущай топиться, — командовала бабка, кивая на раскалившуюся печь. — На вот, напои ее. И сама выпей.
Она отлила краснокирпичного отвара и сунула мне в руку мятую металлическую кружку. Благодарно кивнув, попробовала отвар сама и удовлетворенно причмокнула, почувствовав, как горячая чуть горчащая жидкость согрела внутри, разливаясь теплом по телу. Подсела на топчан к девочке и, устроив ее головку на искалеченной руке, приоткрыла ротик, влила отвара на два глотка. Малышка судорожно сглотнула, надсадно закашлялась, вздрагивая всем худеньким тельцем. Она разлепила мокрые реснички, узнала меня и слабо улыбнулась. Глотнув пару раз сама, переждав приступ кашля, напоила ее и уложила обратно на топчан.
— Я Дин, а ты… — едва слышно сипло протянула малышка.
— Лекса, — улыбнулась ей, вытирая выступившую на бледном лбу испарину. — Сейчас купаться будем, Дин.
— Переверни рыбу и пособи мне лоханку сыскать. Ишь расселась, а сулила помощь… любую… — недовольно проскрежетала старуха. — Да подкинь горючего камня пару кусков.
— Кто там? — девочка испуганно покосилась в сторону голоса, ее бровки нахмурились.
— Не бойся, это бабушка. Она нас приютила. Ты отдыхай, я пойду. Помочь надо.
Перевернув аппетитно подрумянившиеся кусочки рыбного филе, нырнула за ширму. Старушка ворчала, крутясь в крохотном чулане. Из-за приоткрытых дверей сыпалось ветхое, прохудившееся старье, жестяные тарелки и ложки.
— Держи вот, — сунула мне в руки железную объемную лохань с ржавыми ручками. — Кака я тебе бабушка? Меня Суларь кличут. И пошто кожух не сняла? Хто ж в доме ходит в верхнем?
— Меня знобит, — виновато призналась бабке, едва удерживая тяжелую посудину. — В нем теплее. И одежда на мне еще мокрая.
— Ох, дурища, та хто на себе сушит-то? — сокрушаясь, покачала головой бабка, с сочувствием глядя на меня. — Иди ужо, купай дите. Потом подберешь себе и ей одежонку-то.
Она махнула рукой себе за спину на забитый рухлядью чулан и поспешила к печке, где исходила ароматами рыба.
* * *
Отмытая, порозовевшая от горячей воды девочка выпила пару кружек рыбного бульона и заснула. Отогревшись в горячей воде, я перемыла посуду и подгоняла по размеру найденные у старушки сравнительно крепкие вещи, поглядывая на спящую кроху, оказавшуюся золотоволосой блондинкой аж целых пяти лет, сиротой, у которой есть дядька, живущий в Трехснежье, как гордо сообщила девочка.
Для себя я решила, что отыскав браслет, пока не верну девочку ее родственнику, на Землю не уйду.
— Ты спать ложись, а я ночью уйду на промысел, — огорошила новостью старуха. — Прилив буде знатный. Надоть успеть собрать гриваса, пока не обнесли зверюки. Да глянуть, не шукают ли тебя.
— Может, я тут чем-то помочь могу, — предложила я, откладывая иголку.
— Сиди ужо… помощница… — отмахнулась Суларь от предложения, но довольно едва заметно улыбнулась, собрав лучики морщинок в уголках глаз.