Враги друг друга не предают
Шрифт:
Мы замолчали, старушка вновь нырнула в чулан, недолго повозилась там и через время закинула в печную топку бурый кругляш.
— Гривас — это кто? — рассеянно поинтересовалась я, раздумывая о случайно найденных в чулане клинках, припрятанных запасливой хозяйкой.
Заканчивая сшивать раскроенные части мехового жилета, раздумывала, не попросить ли один из них себе, или это будет совсем наглость с моей стороны.
Похожий на мой жилет, только меньше размером с толстым шерстяным свитером и плотными штанами из чешуйчатой кожи уже был готов для девочки. Старуха,
— Дык промышляют ево. И еда, и одежа, и первое средство от хворобы, — непонятно объяснила женщина, поправив седую прядь и прикладывая сапожок к розовой ступне малышки. — Я ить ево промышляла с утреца-то, когда тебя заприметила.
Я согласно кивнула, поняв, что Суларь с ночи собирала улов неизвестного гриваса, когда наткнулась на нас. Стоило помочь старушке и не сидеть нахлебниками, но нас могли искать. Рисковать свободой девочки я не имела права.
— А зверюки — это кто? — вспомнила я, что уже слышала это слово от старухи.
— Дык слуги ярловы, — в голосе говорившей послышались нотки раздражения. — Все тащуть из под носа. Берна Рогатого на их нет! Наш-то ярл словно шарфрут сделался, гладкий да сытый, — она кивнула на кусочки истекающей жиром рыбы, похожей на камбалу, с которой сравнила местного царька, — а все мало. Шурха ему в печинку.
С трудом натянула кожаные штаны, взамен спортивных, превратившихся в лохмотья, и с удовольствием провела по ладному боку. Старушка, закончив тачать обувь, разглядывала мои обноски, цокая языком. То ли удивлялась их ветхости, то ли странной ткани и покрою. К слову, в этом мире я ткани не видела. Вся попадавшая мне на глаза одежда была сшита из странной чешуйчатой кожи или дубленых шкур.
Свободная рубашка мягко льнула к телу, в легких пимах стало жарко. После купания в ледяной воде, с наслаждением шевелила горячими пальцами внутри мехового сапожка, ощущая грубоватую шерсть, покалывающую кожу. Кивнула на сшитый мной жилет, спрашивая мнение старухи:
— Хорошо я сшила, до конца зимы продержаться?
Уронив на колени единственный, оставшийся после заплыва, истрепанный кроссовок, она удивленно вскинулась:
— Ты, девка, возьми еще взвару. Видать лихоманка прихватила. Бредишь, — покачала она головой, выдергивая шнурок из обуви. — Нет конца зиме-то на Галатусе. Сигур, звезда то исть не греить, так токмо свету даеть. Как богиня прокляла альвов-то, с той поры и нет.
Глава 11
Глава 11
Что-то знакомое в этом названии. Это она эльфов имеет в виду?
— Давно это случилось?
Пожилая женщина задумалась, пожевала губами и с сомнением произнесла:
— Прабабка моей прабабки помнила остроухих альвов. Все энти земли были под ними. От Канопуса до Трехснежья и далее. Но ужо больно осерчала на альвов-то Астрея, сжила их со свету, а в мир напустила вечного холода, — тяжело выдохнула Суларь.
— Жестокая богиня, — вздохнула в унисон с бабушкой. — Жалко людей.
Старуха старательно смотала шнурок и подала мне со словами:
— Прихорони. Сгодится, —
— За какое дело? — я налила лечебного отвара и устроилась поудобнее на жестком топчане.
— Схотели оне равными стать богам и переделать энтот мир под себя, — старушка заботливо отнесла мои обноски в чулан и вернулась с ворохом болотного цвета шерсти.
Кинув оценивающий взгляд на спящую девочку, быстро набрала петельный ряд, и спицы резво замелькали в ее пальцах.
— Как это переделать мир? — удивилась я, вспомнив версию домовика, где жестокая богиня позавидовала совершенству эльфов.
М-да, и кто из них мне соврал?
— Ну, дык людей сжить со свету. Мешали оне, стало быть. Шебутные зело, — с грустью прошамкала Суларь. — Войны затевали, притесняли Светлых-то. Альвы… оне ж маги усе. Вот и выжигали целые города с людями-то.
— Среди людей были маги?
— Оне и досель есть. Токо магия под запретом. Колдовать ни-ни. Враз на плаху попадешь.
Я покосилась на культю, вспоминая несправедливое наказание. В душе заворочалась до того притихшая обида на троицу магов и мерзкого домовика, выкинувших меня из родного мира.
— С эльфами понятно, а зачем богине вечную зиму устраивать?
— Так люди-то паразиты через одного. Не иначе как шурхово семя, — убежденно проговорила бабка, удивленно вскинув на меня светлый взгляд. — Оне ж задирались промеж собой, и альвам доставалось. Што ни стогодье — то война. Сладу никаково.
Суларь осуждающе покачала головой, шевеля губами, подсчитывая количество петелек.
— И что же проклятье никак не снять? — поинтересовалась я, единственно поддержать разговор.
— Бабка моя верила, што снимется вскорости, и мамку заставила меня родить, — тяжело выдохнула старушка, поправляя выбившиеся пряди. — Но я-то не дурища, вижу зиме конца нет. Сама вот доживаю… бездетна.
Она закашлялась, тяжело втягивая в себя воздух.
— Что же за столько лет не нашлось охотников снять проклятие? — сходив за питьем для нее, продолжила допытываться, желая побольше узнать о мире.
— Как не быть — были! Но штоб снять, надоть сперва до Трехснежья добраться. Там-то стоит храм богини Астреи. И пророчество узнать. А оно не всякому открывается, — выпив кружку, бабушка оттерла ладонью рот и продолжила дело.
— Неужели не добрался никто?
— Не слыхала о таких, — пожала плечами Суларь.
* * *
Когда сквозь тучи проглянул робкий рожок молодого месяца, старуха неторопливо собралась, глянула на спящую девочку и вышла в сени, пообещав вернуться, как только начнет светать. Кормилец и панацея от всех бед — таинственный гривас по одной ему ведомой причине по ночам поднимался с глубин и выползал на пляж, где его собирали все кому не лень. Причину такого самоубийственного поведения Суларь не знала, но предположила, что на берег уходят умирать старые особи. На мой вопрос много ли человек промышляет его, старушка таинственно улыбнулась и пожала плечами.