Вранье высшей пробы
Шрифт:
— Понимаю, — кивнула я неохотно. — Вы предположили, что из-за болезни отца у Геннадия появился прямой мотив для убийства собственной бабки. Вы это хотите сказать?
— Совершенно верно. Моя мать никогда серьезно не жаловалась на здоровье и, если бы не история с собакой, прожила бы еще долго. Теперь, убрав родную бабку с дороги, Генке остается лишь немного подождать смерти отца. Правда, Евгений сказал, что никому, кроме его врача, не известно о его болезни. Но я думаю, Генка мог разнюхать.
— И все же логика
— Проще, — согласилась я, но тут же возразила: — Только, во-первых, в этом случае у Геннадия просматривается мотив для убийства, и его не упустит из виду милиция, а во-вторых, когда отца не будет в живых, то некому будет спасать его от тюрьмы.
Любовь Сергеевна согласилась, что не подумала об этом.
— Сами того не замечая, в своих рассуждениях вы представляете Геннадия очень умным и опасным преступником, — сообщила я Анатолию Константиновичу свое мнение, которое для него тоже стало очевидным. — Ваш племянник на самом деле так умен?
— Вы же видели — все свои чувства и мысли он скрывает за маской насмешливости и пренебрежения. Трудно понять, что думает и что в следующую минуту сделает такой человек.
— Вы говорили о своих подозрениях брату? — отвела я разговор от Геннадия.
— Нет. Он сам далеко не глуп, хотя и принято думать, будто в милиции служат одни недоумки. Евгений все прекрасно понимает. Я не хочу снова с ним ссориться, доказывая, что, выгораживая сына, спасая от правосудия, он делает ему медвежью услугу. Тем более не хочу с ним спорить после того, как узнал о состоянии его здоровья. Если он опять вознамерился лечь за Генку грудью на амбразуру, то я не смогу его остановить. Для того и вас нанял, чтобы вы нашли доказательства Генкиной вины, которые я постараюсь передать в руки человека, который, вопреки влиянию и связям брата, все же заведет уголовное дело на моего непутевого племянника.
Я вовсе не была уверена, что в данном, расследуемом мною деле появятся улики, напрямую изобличающие преступника. Это же не кража или убийство, совершенное в квартире, когда можно, скажем, обнаружить отпечатки пальцев или найти свидетелей. Какие могут быть улики, если все случилось на улице, а исполнителем убийства являлась собака? Но обо всем этом я предпочла пока промолчать.
— Вы уверены, что ваша мать не изменяла текста завещания? — спросила я не ради самой информации, а только для того, чтобы услышать, что Анатолий Делун мне ответит.
— Нет, не изменяла, — глядя мне в глаза, проговорил он. — Я уже был у нотариуса.
«Ну, это я еще проверю», — пообещала я самой себе.
— Кстати. Наш непосаженный уголовник, я имею в виду Геннадия,
Хорошенькое у него, однако, «кстати». Не мог сказать об этом сразу! Поняв, что проблема, над которой я размышляла перед этим звонком клиента, решена, я почувствовала облегчение. Но, как у истинного профессионала, ничего не отразилось на моем лице.
— Не надо так реагировать, — пыталась я охладить пыл Анатолия Константиновича. — На это и был мой расчет, когда я выстраивала свой план. Что вы ему ответили?
Мой строгий, с оттенками угрозы тон должен был дать клиенту понять, что, если только он послал Геннадия «куда подальше», на него обрушится вся сила моего гнева. Еще бы! Ну держитесь, Анатолий Константинович! Мало вам не покажется, все мои старания вы обратили в ничто.
— Я сказал, что вы в душе и сами ему потом перезвоните.
— И как давно он звонил?
— Часа три назад. Но вслед за его звонком приехал брат, поэтому я не мог вам перезвонить сразу.
Три часа прошло! А я до сих пор не перезвонила. Как тщательно, однако, некоторые несерьезные барышни могут мыться… Я там у себя сидела на диване и думала, как быть, а ведь могла уже встретиться с Геннадием!
Последняя мысль меня немного испугала. Неужели, Иванова, ты успела втрескаться в столь неположительного героя? Поймав себя на мысли, что его разложившийся моральный облик не производит на меня должного отрицательного действия, я попыталась зайти с другой стороны. Он же на полголовы ниже меня, и глаза у него собраны в пучок на переносице… Прислушавшись к себе, я вдруг отчетливо поняла: ничто не действует! Геннадий Делун мне действительно нравился, и это было самым ужасным.
Мне вспомнился не один случай, в котором женщина-следователь, испытывая чувство любви к подследственному, освобождает последнего, и сама за это садится за решетку. В моем случае все было не настолько трагично, но почему-то по спине пробежали мурашки. Может, пока не поздно, сказать заказчику, что я отказываюсь вести дело? Черт с ними, с деньгами. Возьму у Григория, он же мне предлагал, и отдам Делунам за их загубленный мной ремонт. Сейчас самым лучшим выходом для себя я видела больше никогда не встречаться с подозреваемым по имени Геннадий Делун.
Но моя самонадеянность взяла верх. Неужели я не совладаю с собой? Неужели позволю, чтобы меня засосало в этой патологической страсти к вору и насильнику? А может быть, к тому же еще и убийце. Теперь я посчитала долгом профессиональной чести справиться с неожиданными чувствами. «Если не сможешь, — очень жестко сказала я себе, — то пойдешь работать вахтером в поликлинику».
— Он звонил из дома? — пытаясь продемонстрировать полное равнодушие, спросила я.
— Да. Сказал, что будет ждать вашего звонка.