Врата Мертвого Дома
Шрифт:
Глава четырнадцатая
Богиня вздохнула, и всё замерло…
Геруланн. Апокалипсис
— Нам нельзя здесь оставаться.
Фелисин подозрительно посмотрела на мага.
— Почему это? Буря снаружи нас погубит. От неё нет укрытия — только здесь, где есть вода… еда…
— Потому что за нами охотятся, — бросил Кальп, обнимая себя руками.
Сидевший у стены Геборик рассмеялся. Поднял свои невидимые руки.
— Покажи мне смертного, за которым не идёт охота, и я покажу тебе труп. Всякий охотник — добыча, всякий разум, что знает себя, имеет
Сидящий на бортике фонтана Кальп поднял взгляд, из-под тяжёлых век посмотрел на бывшего жреца.
— Я говорил буквально, — произнёс маг. — В этом городе есть живые оборотни — всякий ветерок доносит их запах, и он нарастает.
— Почему бы нам просто не сдаться? — спросила Фелисин.
Маг презрительно ухмыльнулся.
— Беспечность — не мой недостаток. Мы в Рараку, в обители Вихря. В сотне лиг вокруг мы не увидим ни одного дружеского лица — да и вряд ли сумеем уйти так далеко.
— А лица рядом — вообще нечеловеческие, — добавил Геборик. — Все маски срываются, и знаете — д’иверсы с одиночниками скорее всего пришли сюда не по зову Вихря. Трагическое совпадение — Год Дриджны и неблагое Схождение…
— Дурак ты, если и вправду так думаешь, — буркнул Кальп. — Уж никак не совпадение. У меня такое чувство, что кто-то подтолкнул оборотней к Схождению и сделал это именно из-за восстания. Или наоборот — богиня Вихря подтасовала пророчество так, чтобы на время Схождения пришёлся Год Дриджны, — чтобы создать хаос на Путях.
— Интересные соображения, маг, — медленно кивая, проговорил Геборик. — Разумеется, их и следовало ожидать от практика Меанаса, Пути, где обман разрастается, словно сорняки, и неизбежно искажает правила игры… но только тогда, когда это выгодно.
Фелисин молчала, глядя на мужчин. Один разговор — на поверхности, но совсем другой — под ним. Жрец и маг играют в какую-то игру, сплетают подозрение со знанием. Геборик увидел тайные связи, награбил в призрачных жизнях нужные сведения и, кажется, намекает теперь магу, что тот ближе к пониманию, чем сам подозревает. «Вот, последователь Меанаса, возьми мою невидимую руку…»
Фелисин решила, что с неё довольно.
— Что тебе известно, Геборик?
Слепец пожал плечами.
— Тебе-то какое дело, девочка? — проворчал Кальп. — Ты предлагаешь сдаться: пускай нас найдут оборотни — нам ведь всё равно не выжить.
— Я спросила, зачем продолжаем бороться? Зачем уходить отсюда? В пустыне у нас тоже нет шансов.
— Так оставайся! — воскликнул Кальп и поднялся. — Худ свидетель, пользы от тебя никакой.
— Говорят, всего-то и нужно — один укус.
Маг замер, затем медленно повернулся к Фелисин.
— Это неправда. Распространённое заблуждение, я полагаю. От укуса может развиться циклическая лихорадка, безумие, но оборотнем ты не станешь.
— Тогда как ими становятся?
— Не становятся. Оборотнями рождаются.
Геборик поднялся на ноги.
— Если мы собираемся идти через мёртвый город, идёмте. Голоса смолкли, и разум мой очистился.
— А
— Я могу провести нас по самому короткому пути, девочка. Иначе будем блуждать, пока нас не нагонят охотники.
Они в последний раз напились из бассейна, затем набрали столько бледных плодов, сколько способны были унести. Фелисин не могла не признать, что чувствует себя более здоровой — исправленной, будто память перестала кровоточить, остались только шрамы. Но подавленность никуда не делась. Фелисин давно потеряла надежду.
Геборик повёл их по извилистым улицам и переулкам, через жилые дома и здания, и всюду спутники находили тела — люди, оборотни, т’лан имассы, древние сцены яростной битвы. Краденое знание Геборика улеглось в голове Фелисин дрожащим ужасом, который пробуждался при каждой новой картине смерти. Ей казалось, будто она вот-вот постигнет какую-то глубочайшую истину, которая станет ответом на все человеческие устремления от начала времён. Все мы лишь царапаем мир, слабые и неразумные. Все чудовищные драмы цивилизаций, людей с их убеждениями и красивыми жестами — ничего не значат, ни на что не влияют. Жизнь просто ползёт дальше. Неужели дар озарения — дар видеть значение всего, что есть человек, — не приносит ничего, кроме чувства сокрушительной тщетности. Только невежда выберет цель и будет цепляться за неё, ибо в этом — иллюзия собственной важности. Вера, король, королева, император или месть… всё это цитадели глупцов.
Ветер выл за спиной, поднимал маленькие облачка пыли под ногами, шершавыми языками лизал кожу. И нёс с собой слабый, пряный запах.
По ощущению Фелисин, прошёл час, прежде чем Геборик остановился. Спутники стояли у главного входа какого-то храма, где толстым, массивным колоннам благодаря резьбе придали сходство с древесными стволами. Вдоль потрескавшегося, просевшего цоколя тянулся фриз. На каждой панели виднелось изображение, едва различимое в свете чародейского огня Кальпа.
Маг вглядывался в резьбу. «Худов дух!» — одними губами прошептал он.
Бывший жрец улыбался.
— Это же Колода, — проговорил Кальп.
Ещё одна жалкая попытка утвердить порядок.
— Старшая Колода, — кивнул Геборик. — Не Дома, а Обители. Владения. Можешь опознать Смерть и Жизнь? А Тьму и Свет? Видишь Обитель Зверя? Кто сидит на рогатом троне, Кальп?
— Он пуст, если, конечно, я смотрю на то, что ты имеешь в виду, — обрамление из разных созданий. По сторонам от престола — т’лан имассы.
— Да, тот самый. И никого на троне, говоришь? Любопытно.
— Почему?
— Потому что малейшие отзвуки памяти кричат мне, что раньше трон не пустовал.
Кальп хмыкнул.
— Ну, по крайней мере, его не стесали — я вижу спинку трона, и она выглядит такой же старой, как и остальное изображение.
— Здесь должны быть и Независимые — можешь их найти?
— Нет. Возможно, где-то по бокам храма или сзади?
— Не исключено. Среди них найдёшь Оборотня.
— Всё это невыносимо увлекательно, — протянула Фелисин. — Я так понимаю, мы собираемся сюда войти, — поскольку ветер дует туда.