Врата Мертвого Дома
Шрифт:
Женщина, которой от падения явно вышибло воздух из лёгких, начала приходить в себя. Она встала на четвереньки, длинные чёрные волосы прикрыли лицо.
Последний разбойник наконец умер, испустив тихий булькающий стон.
— Ты местный, из Семи Городов, — проговорил голос за спиной у Калама.
— Да, но и солдат Империи. Слушай, ну, подумай: я ехал с другой стороны, с главарём разбойников. Он был мёртв прежде, чем конь вынес его к вашему костру.
— А почему солдат носит телабу, а не форму, и едет в одиночку? Дезертир — а это смертный
Калам раздражённо зашипел.
— А ты сам явно решил защищать семью, а не роту, к которой приписан. По военному закону Империи это считается дезертирством, солдат. — В этот момент малазанец вошёл в поле зрения убийцы, продолжая направлять на него арбалет.
Мужчина едва держался на ногах. Невысокий, полный, в изорванной форме роты охранения — светло-серый кожаный колет, тёмно-серый нарамник. Его лицо и руки покрывала сеть царапин. Глубокая рана зияла на щетинистом подбородке, а затенявший глаза шлем был помят. Пряжка на плаще указывала на чин капитана. Глаза убийцы удивлённо распахнулись.
— Хотя капитан-дезертир — это редкое явление…
— Он не дезертир, — сказала женщина, которая уже полностью оправилась и начала перебирать оружие мёртвых разбойников. Она подобрала лёгкий тальвар и, сделав несколько взмахов, проверила, насколько он сбалансирован. В свете костра Калам разглядел, что она привлекательная, среднего сложения, с пробивающейся в волосах сединой. Глаза у неё были пронзительно-серые. Женщина подобрала железный обруч-ножны и прицепила к поясу.
— Мы выступили из Орбала, — проговорил капитан, и в его голосе явно звучала боль. — Вся рота, и под нашей защитой — беженцы, наши семьи. Напоролись прямо на Худову армию во время марша на юг.
— Только мы остались, — сказала женщина, оборачиваясь, чтобы указать во тьму. Другая женщина — очень похожая на неё, но моложе, тоньше — и двое детей боязливо вышли на свет, а затем столпились за плечом капитана.
Тот продолжал направлять на Калама подрагивающий арбалет.
— Сэльва, моя жена, — сказал он, указывая на женщину рядом. — А это — наши дети. И сестра Сэльвы, Минала. Это про нас. Теперь говори о себе.
— Капрал Калам, Девятый взвод… «Мостожоги». Теперь понимаете, почему я не в форме, капитан.
Малазанец усмехнулся.
— Вас объявили вне закона. Так отчего же ты не с Дуджеком? Если только не вернулся на родину, чтобы поддержать Вихрь.
— Это твой конь? — спросила Минала.
Убийца обернулся и увидел, что его жеребец спокойно подошёл к лагерю.
— Да.
— Знаешь толк в лошадях, — заметила она.
— Он мне обошёлся в целое приданое. Я решил: если уж такой дорогой, значит, наверное, хороший. Это всё, что я знаю о лошадях.
— Ты нам до сих пор не объяснил, зачем явился сюда, — пробормотал капитан, но Калам заметил, что тот уже начал расслабляться.
— Почуял, как в воздухе запахло бунтом, — ответил убийца. — Империя принесла мир в Семь Городов. Ша’ик хочет вернуть старые
— Тогда поедешь с нами, капрал, — сказал малазанец. — Если ты и вправду «мостожог», то знаешь солдатское ремесло. Покажи мне его по дороге в Арэн, и я позабочусь, чтобы тебя без особого шума приняли обратно в ряды армии Империи.
Калам кивнул.
— Можно теперь оружие подобрать, капитан?
— Можно.
Убийца присел, потянулся к своему длинному ножу и замер.
— Только одно, капитан…
Малазанец уже бессильно опёрся на плечо жены. Он посмотрел на Калама мутными глазами.
— Что?
— Лучше мне изменить имя… в бумагах, официально. Не хотелось бы попасть на виселицу в Арэне, если меня узнают. Спору нет, «Калам» не самое редкое имя, но всегда есть шанс, что кто-то сообразит…
— Так ты тот самый Калам? Говоришь, Девятый взвод, да? Худов дух! — Если капитан и собирался ещё что-то сказать, то не успел. Колени у него подломились, жена с тихим всхлипом уложила малазанца на землю, а затем посмотрела перепуганными глазами на сестру и на Калама.
— Расслабься, девочка, — сказал убийца, выпрямляясь. — Я снова в армии.
Два мальчика — одному на вид было лет семь, другому четыре — с преувеличенной осторожностью подошли к потерявшему сознание капитану и его жене. Женщина заметила их и раскинула руки. Оба бросились в её объятья.
— Его затоптали, — объяснила Минала. — Один из разбойников тащил его за своим конём. Шестьдесят шагов, прежде чем он перерезал верёвку.
Женщины в гарнизоне были либо шлюхами, либо жёнами — по поводу Миналы сомнений не возникало.
— Твой муж тоже был в этой роте?
— Он ею командовал. Но он умер.
Таким тоном Минала могла бы говорить о погоде. Калам почувствовал в этой женщине железный самоконтроль.
— А капитан — твой зять?
— Его зовут Кенеб. Мою сестру Сэльву ты уже знаешь. Старшего мальчика зовут Кесен, младшего — Ванеб.
— Ты из Квона?
— Давно уехали.
Болтать не любит. Убийца покосился на Кенеба.
— Жить будет?
— Не знаю. У него голова кружится. Теряет сознание.
— Перекошенное лицо, невнятная речь?
— Нет.
Калам подошёл к своему коню и собрал поводья.
— Куда это ты? — резко спросила Минала.
— Там один разбойник стережёт еду, воду и скот. Нам это всё нужно. Значит, вместе и пойдём.
Калам начал возражать, но Минала подняла руку.
— Подумай, капрал! У нас есть кони разбойников. Все мы сможем ехать верхом. Мальчики научились сидеть в седле прежде, чем ходить. А кто нас защитит, когда тебя не будет? Что случится, если тебя ранит этот последний разбойник? — Она развернулась к сестре. — Кенеба положим на седло, Сэльва. Договорились?