Врата Мертвого Дома

Эриксон Стивен

— Легана Брид воспользовался своим правом.

Морпех не сдавался.

— Это «скрепление»… скажи, это больно?

Хентос Ильм пожала плечами, так что кости звонко хрустнули. Это и был её ответ.

— Ураган… — начал Геслер, но его друг покачал головой и спустился на палубу. Когда он двинулся к заклинательнице, другой т’лан имасс шагнул вперёд и преградил ему дорогу.

— Солдат! — рявкнул Геслер. — Назад!

Но Ураган подался назад только для того, чтобы освободить место для удара занесённого над головой кремнёвого меча.

Т’лан имасс одним неуловимо быстрым движением снова сблизился с морпехом, вытянул

руку и сжал пальцы на шее Урагана.

Геслер с проклятьями рванулся мимо Фелисин, нащупывая рукоять собственного меча. Капрал остановился, когда стало понятно, что т’лан имасс просто удерживает Урагана. А сам морпех замер. Между ними текли беззвучные слова. Затем немёртвый воин разжал пальцы и отступил. Гнев Урагана улетучился. Что-то в том, как он ссутулился, напомнило Фелисин о Геборике.

Все пятеро т’лан имассов начали рассыпаться.

— Стойте! — завопил маг и рванулся вперёд. — Как нам отсюда выбраться, во имя Худа?

Но было слишком поздно. Имассы уже исчезли. Геслер подбежал к Урагану.

— Что этот ублюдок тебе сказал?

Когда солдат обернулся к капралу, Фелисин была потрясена, увидев в его глазах слёзы. Геслер прошептал:

— Ураган…

— Он сказал, что это великая боль, — пробормотал морпех. — Я спросил: «Как долго?» Он сказал: «Вечно». Рана вокруг него залечивается, видишь? Она ему не могла приказать, понимаешь? Не могла его отправить на такое. Он сам вызвался… — Голос Урагана пресёкся. Он отвернулся и побежал к люку, а затем скрылся в трюме.

— Лишённый клана, — проговорил с бака Геборик. — Всё равно что бесполезный. Бессмысленное существование…

Геслер пнул ногой одну из голов так, что она покатилась по палубе. Глухие удары гулко разнеслись в недвижном воздухе.

— И кому ещё хочется жить вечно? — прорычал он и сплюнул.

Дрожащим голосом заговорил Истин.

— А вы это заметили? — спросил он. — Заклинательница не увидела — уверен, что не заметила…

— Что ты несёшь, парень? — буркнул Геслер.

— Этот т’лан имасс. Он её привязал к поясу. За волосы. Медвежьим плащом прикрыл.

— Что?

— Он забрал одну голову. Вы не заметили?

Геборик отреагировал первым. С дикой ухмылкой он спрыгнул на палубу и побежал к люку. Однако когда жрец ещё только был у входа, Кальп уже скрылся из глаз, спустившись на первую гребную палубу.

Тянулись минуты.

По-прежнему хмурый Геслер отправился, чтобы присоединиться к Урагану и бывшему жрецу.

Потом Кальп вернулся.

— Одна из них мёртвая, как камень.

Фелисин хотела спросить его, что всё это значит, но внезапно навалившаяся смертельная усталость стёрла это желание. Она огляделась и нашла Бодэна. Тот стоял на носу, спиной ко всему… и ко всем. Откуда такое равнодушие? Наверное, от нехватки воображения. Эта мысль заставила её губы скривиться в усмешке. Фелисин подошла к нему.

— Это всё слишком для тебя, Бодэн? — Девушка облокотилась на изогнутый планширь рядом с ним.

— От т’лан имассов вечно только беды, — сказал Бодэн. — Что бы ни делали, всякий их поступок — это палка о двух концах. В лучшем случае — о двух. А может их быть и с сотню.

— Смотри-ка, у головореза своё мнение.

— Ты все свои впечатления сразу высекаешь в камне, девочка. Понятно, почему тебя люди всё время удивляют.

— Удивляют? Я уже ничему не удивляюсь, головорез. Мы в этом по уши, все мы. И дальше будет

хуже, так что даже не ломай голову над тем, как найти выход. Выхода нет.

Бодэн хмыкнул.

— А вот и мудрые слова для разнообразия.

— Только не надо мной умиляться, — заявила Фелисин. — Я слишком устала, чтобы язвить. Дай мне поспать хотя бы пару часов, и я снова стану прежней Фелисин.

— Опять начнёшь изобретать способы, чтобы меня убить?

— Это меня развлекает.

Бодэн долго молчал, не сводя глаз с бессмысленного горизонта, а затем повернулся к ней.

— Никогда не думала, что именно то, чем ты стала, сделало тебя пленницей там, внутри, — где бы ты сама там, внутри, ни скрывалась?

Фелисин заморгала. В его маленьких, звериных глазках мелькнул сардонический блеск.

— Я тебя не понимаю, Бодэн.

Он улыбнулся:

— Да нет, девочка. Понимаешь.

Глава десятая

Вдохновлять собственным примером, когда у тебя за спиной полдюжины солдат, — одно дело. Когда же их десять тысяч — совсем другое.

Дукер. Жизнеописание Дассема Ультора

С тех пор, как Дукер нашёл следы беженцев из Карон-Тепаси, прошла неделя. Их явно гнали на юг, чтобы усилить давление на Колтейнов передвижной город, так, во всяком случае, считал сам историк. Больше в этих бескрайних полупустынях ничего не было. Лето укрепило свои позиции, с безвидного неба солнце выжигало травы так, что они на вид и на ощупь стали походить на хрупкую проволоку.

День шёл за днём, а Дукер по-прежнему не мог нагнать Кулака и его армию. Несколько раз он видел на горизонте массивную тучу пыли, но титтанские разъезды Камиста Релоя не позволяли историку подобраться ближе.

Каким-то образом Колтейну удавалось заставлять свои силы двигаться, постоянно двигаться к реке Секале. А оттуда? Или он даст последний бой спиной к древнему броду?

Пока же Дукер ехал по следам гигантской колонны. Вещей и следов беженцы оставляли всё меньше, но те, что попадались, вызывали острую боль. Крохотные могилки на краю стоянки; рядом разбросаны губчатые кости лошадей и коров; не раз уже чиненная, но наконец брошенная ось (саму повозку разобрали на запчасти). Под клубящимися тучами мух испускали зловоние выгребные ямы.

Те места, где случались стычки, рассказывали совсем о другом. Среди раздетых догола, брошенных тел титтанских всадников находились сломанные древка виканских копий, причём наконечники были сняты. С трупов титтанцев снимали всё, что можно было использовать: кожаные шнурки и подвязки, леггинсы и ремни, оружие, даже срезали косы. Туши мёртвых коней утаскивали целиком, оставляя полосы примятой и залитой кровью травы.

Дукер уже перестал удивляться, что бы ни увидел. Как и титтанские воины, с которыми он иногда разговаривал при встречах, историк начинал подозревать, что Колтейн — не совсем человек, что он выковал из своих солдат и беженцев непреклонные воплощения невозможного. Но, несмотря на это, надежды на победу не было. Апокалипсис Камиста Релоя состоял из армий четырёх городов и дюжины более мелких поселений, бесчисленных племён и орды крестьян — безбрежной, как море. И эта армия приближалась, пока что лишь следуя за Колтейном к реке Секале. Все ручейки стекались туда. Предстояла битва, тотальное истребление.