Врата Шараака
Шрифт:
– Я тут вспомнила, почему на твоей могиле было написано, не воскрешать?
– Не знаю, видимо кто – то меня недолюбливал при жизни.
– Да ты что, тебя? Да не может быть?
– Всем не угодишь! – скидывая меня со спины, буркнул Брален.
– Да ладно, че ты? Не обижайся трухлявый. Я ж не со зла! Так, просто. – Бежала я не поспевая, за большими шагами костяного.
Глава 3
Большой Ландорблаффский лес охватывал почти половину континента. Города и селения в основном были окружены реками
Мы остановились в паре километров от городища, и уселись на поляне, оглядывая из далека, представленный нам вид. Костяной скинул с плеча сумку и, дотронувшись, сказал: fac facilius! – а потом раскрыл ее и начал складывать себя в нее по частям. Сначала ступни, потом берцовые, бедренные, левая рука. – Помоги.
– Ну, на фиг. Давай сам!
– Как? Все что мог, я сделал сам, дальше не могу!
– А зачем вообще это делать, – оторвав руку и положив в сумку, посмотрела я на костяного.
– Ну как же Маристель, ты войдешь в город и не будешь одна. Мало ли чего. С тазом поаккуратней, не поцарапай!
А туловище твое туда влезет?
– Ну конечно, я же сразу сумарек на объем зачаровал. А сейчас еще и облегчил. Так что ты не надорвешься, таская меня за плечом.
– Да ты прям джентльмен! – усмехнувшись, совала я человеческие останки в сумку. Взяв череп в руки, и заглянув в глаза огоньки, поинтересовалась я. – А если я с черепом в руках войду в город, что будет?
– Сожгут тебя, да и все! – пробурчал он, и я начала засовывать его голову в сумку.
Завязав веревку и накинув на плечо легенький сумарек, я пошла в город. Грюхсбурген. Он раскинулся на берегу серенькой реки, чьи воды, как будто застывшие во времени, не отражали небо. Узкие улочки, вымощенные камнями, извивались между высокими, угловатыми домами, построенными из темного камня и дерева, покрытого мхом и лишайниками.
На каждом шагу в воздухе витал запах сырости и гнили, смешанный с ароматом угольного дыма, поднимающегося из труб, которые торчали, как гнилые зубы, из крыш. Местные жители, одетые в потертую и грязную одежду, передвигались по улицам с угрюмыми лицами, избегая взгляда друг друга. Иногда в толпе можно было услышать шепот о странных существах, обитающих в окрестных лесах, или о проклятых душах, бродящих по ночам.
– Да уж местечко! – присвистнула я, подходя к доске объявлений. Чтобы отыскать ночлежку. – О! Тут написано, что можно подзаработать.
– Что надо делать?– Прошептал, костяной, из сумки.
– Таааак. На мельнице, за городом, кто – то издает шум. Дают 50 зенитов.
– Бери. И пошли к мельнице.
– Слышь, костяной, я не хочу. Я хочу помыться, переодеться и, покушав лечь спать. А не по мельнице мышей гонять.
– А на какие деньги ты это собралась делать?
– Вот жеж зануда. – Я подошла к пожилой женщине с клюкой, – уважаемая, где тут мельница?
Она посмотрела
– Эй, тетя, полегче. А то химчистку сама оплачивать будешь.
Та начала еще пуще плеваться. И я поспешила к мельнице, пока она не начала меня дубасить тростью. Минут через сорок, я вышла в поле, где у реки ведущей в город, стояла мельница, медленно крутя своими лопастями. Возле нее стояло несколько мужиков, помня свой предыдущий опыт с топорами я, немного помявшись, пошла вперед.
– Добрый вечер господа!
Они окинули меня хмурыми взглядами, вперед вышел пожилой мужик с длинными седыми усами. – Добрый. Чего изволите? Муки?
– Нет, я по объявлению, – протянула ему бумажку. Все разом, вытаращились на меня.
– А вы кто будете?
– Охотница, я, на нечисть.
Они расхохотались, окидывая меня взглядом.
– Ой, дите, иди домой. Пока мамка с папкой не заругали.
– Знал бы ты дядя, кто я такая, так бы со мной не говорил. – Сверкнув глазами, прошипела я. – Ишь ты, грозный какой. Да я таких страховидл нагляделась, пока сюда дотопала, тебе и в страшном сне не приснится. Ну и сиди тут со своими привидениями! – махнув на них рукой, пошла я обратно в город. Но, не успев отойти и пару метров, услышала.
– Ладно. Добро, но если сгинешь, ко мне без претензий.
– Че тут у тебя? Рассказывай.
– Да что рассказывать. Никто ни кого не видел. Только слышали. То шорохи, то скрипы, какие – то.
– На мельнице? – вот идиоты, ей Богу. Они бы еще ветра в трубах боялись. Ну, мне же лучше, скажу, что мочканула тварь, бабки возьму и в таверну какую зарулю. Надо бы выпить. Что – то совсем устала я от этого путешествия.
– Эй, ты меня слушаешь?
– А, да, да, да! Шорохи, скрипы. Посмотрим.
– Да нет же, это вначале было, а теперь людей дремота мучает, а как проснутся, то сил нет, даже встать.
– Пошли отсюда, – прошептала сумка.
– Так, я осмотрюсь, потом, решу. Берусь я за дело или нет. – И я пошла внутрь мельницы. Прикрыв дверь, распахнула сумку и уставилась на глаза огоньки.
– Чего пошли то, ты ж сам сказал, берем заказ!
– Похоже это шишига. Вредная она баба, не хочу с ней водится! Пошли, говорю.
– Ни куда я не пойду, я устала, покончим с тварью, заберем деньги, и тогда пойдем.
– Тогда проси больше.
Завязав сумарек, я вышла из мельницы, и подошла к владельцу.
– Ну, осмотрелась я. Давай 60 зенитов, и я помогу тебе.
– Давай. Утром приду с деньгами.
– Э нет, давай, половину сейчас, половину завтра. А то видала я, таких. – И протянула ему ладонь, он отсчитал мне монетки, недовольно потерев усы. – Смотри, обманешь, и эта нечисть, тебе сказкой покажется.
Ночью на мельнице было тихо. Только скрип лопастей нарушал тишину, да журчание воды, льющейся в водяное колесо. Я лежала на сене и, жуя черствую краюшку, наблюдала за костяным. Он сидел, будто статуя. Был весь во внимание. Прислушивался. Меня начало тянуть в сон. Глаза буквально слипались.