Вред любви очевиден (сборник)
Шрифт:
– Я не умею тихонечко… Это вы, православные, умеете тихонечко, незаметненько… Потерпи. Всего три дня. Считай, что это пост.
Миша вздыхает, ворочается. Встаёт, выходит в кухню попить водички – там сидит Инга.
– Миль пардон, Инга Станиславовна.
Инга молчит.
– Ну, как вам первый день на Родине? – любезно спрашивает Миша.
Инга смотрит на него – без кривлянья.
– Где она, моя Родина? Где моя Родина, сынок?
Миша не знает, что ответить.
Грязноватый
– Это анекдот такой есть, знаешь? Фельшер в зоне спрашивает зека: что болит? Тот отвечает – голова и живот. Фельшер ломает таблетку и даёт: это, грит, от головы, это, грит, от живота. Да смотри не перепутай!
Мужик хохочет, Костян натянуто улыбается.
– Да точно говорю. Я тот зека и был! – веселится мужик. – Вот, значит, и ты: смотри не перепутай. Эту бандуру отнесёшь по адресу, я тебе скажу, а эту на чердак закинешь, я тебе ключ дам. Лады?
– А что там?
– А там такие подарки от деда мороза, чтоб всем любопытным пидерам носы оторвало. Мы денежки взяли? Взяли. Мы ротик на замочек закрыли? Закрыли. О’кей, как америкосы говорят?
Костян кивает.
Миша, Маша и Инга едут к Мишиному отцу. Показываются ворота чего-то вроде древнерусской крепости за глухим бревенчатым забором-частоколом. Гости вылезают из машины, и Миша начинает колотить в ворота.
– Папа! – кричит он. – Папа! Это я!
За воротами заливается лаем собака.
– Вот это поместье… – восхищается Инга. – Ваш папа – удельный князь.
– Вроде того, – смеётся Миша.
– Папа! Давайте вместе – И-ван Пе-тро-вич! И-ван Пе-тро-вич! – кричит вся команда.
Ворота открываются.
На высоком крыльце сказочного дома, стоящего среди такого же сказочного сада-огорода, стоит Иван Петрович Трофимов – жилистый старик с седыми усами, смахивающий на капитана пиратского корабля. В будке, похожей в миниатюре на дом, на толстой цепи лает похожий в миниатюре на хозяина пёс.
– Заезжай, – командует Иван Петрович. – Молчать, – это он псу сказал, и тот моментально заткнулся.
Миша поставил машину и подвёл дам к недвижно стоящему на крыльце отцу.
– Познакомься, папа. Моя жена Маша. Её мама, Инга Станиславовна.
– Я читал твою телеграмму, – ответил Иван Петрович и нажал на пульт управления. Ворота закрылись. – Проходим.
Гости и хозяин проходят в дом, блистающий чистотой и порядком. На стене в нижней большой комнате – два ружья, сабли.
– Вещи наверх, – командует хозяин. – В белую комнату. Маму рядом. Где зеркало. Жду к столу!
Гости поднимаются по лестнице.
– Суровый какой – шепчет Инга Маше. – Я прямо оцепенела вся.
Гостевые комнаты обставлены просто и удобно – комната, предназначенная Инге, поменьше, и в ней есть большое зеркало. Инга ставит сумку,
– Миш, а что он с нами даже не поздоровался? – спрашивает Маша.
– Ещё чего – здороваться. Буржуазные предрассудки. Да ты погоди, привыкнешь.
Инга «к столу» оделась поскромнее – почувствовав стиль Ивана Петровича. Стол накрыт красиво – овощи, колбасы, яйца, зелень, солёные огурцы и два графина, с зеленоватой и красноватой жидкостью.
– Садимся, – объявляет Иван Петрович. – Вот – всё своё. Ничего покупного нет.
– И колбаска? – удивляется Инга.
– Папа свинок держит, – объясняет Миша. – И водку сам делает.
– Огородная, – показывает Иван Петрович. – И клюквенная.
– И сметанка ваша? – радуется Инга.
– Две коровы, – отвечает Иван Петрович. – Ха! Вчера пошёл, в озере щуку взял. На ужин пойдёт. Во – вашему Гайдару! – и Иван Петрович делает недвусмысленный жест. – И Чубайсу – во!
– И всё на одного? – дивится Инга? – Куда ж вам столько? Торгуете?
– А нет. Покупщикам сдаю. Да и родственникам посылаю.
– Да, папа, ты нас выручаешь просто. За стол не садимся без твоего гриба либо огурца.
– Баню топить? – спрашивает Иван Петрович.
– Топить! Топить! – восклицает оживлённая Инга.
Иван Петрович смотрит на неё строго, та осекается. Маше нравится суровый папаша, она поглядывает на него с любопытством.
Сумка, которую покорно отвёз Костя, уже стоит на чердаке, ждёт.
Иван Петрович и Миша в бане. Отец хлещет сына веником.
– Чего приехал, говори.
– Папа, деньги нужны. Тысяч тридцать – если в рублях.
– Про жену соврал?
– Да. Это для её мамаши… Отец, пойми, ну – пробило меня на эту женщину.
– Деньги – для неё?
– В Крым хотим поехать.
– В Крым! За границу, значит! Деньги дам – только с возвратом.
– Конечно, пап, о чём речь.
– Красавица, – говорит Иван Петрович, – Маша твоя. А Ленка так себе, пятачок пучок, мелкашка. Жену надо себе вровень брать. Помнишь маму? Как она ходила? Как морская царица! А ведь совсем из простых, проще некуда. Дам денег. Больше дам – свозишь её в Крым и купишь на прощание что-нибудь. Колечко хорошее на память или там брошку. Они как-то меньше плачут, если им колечко…
Утро. Маша бродит по владениям Ивана Петровича. Поглазела на парники, поздоровалась с курицами, раскланялась с двумя коровушками. В дальнем углу сада нашла место непонятное: обсаженная сиренью и жимолостью ограда, в ограде дверца, внутри скамеечка, цветы. На могилу похоже. И точно, фотография женщины стоит – «Елена Трофимова. 1939–1994». Маша присела на скамеечку.
– Рано встаёшь, красавица, – послышался голос за спиной.
– Утро доброе, Иван Петрович. А я как в сказке, весь ваш дворец обошла и нашла потайное место.