Вред любви очевиден (сборник)
Шрифт:
– Да, да, – шепчет Лена. – А ты где был? Еле дозвонилась.
– А я за город поехал, к приятелю. Глушь, три часа выбирался. И не позвонить – там едва пробивает.
– Так в глазах и стоит, – качает головой Лена. – Так всё и стоит, не уходит.
Звонит Мишин телефон. Миша взглянул на дисплей, не ответил.
– Миша, телефон, – говорит Лена.
– Потом перезвоню, мне сейчас ни до чего…
– Да, – соглашается Лена. – Дом-то мамин продавать придётся.
– Продадим, – отвечает
– Да, конечно, Миша, тут врачи все хорошие. Хирург только запойный, но он вчера вышел как раз.
– Откуда вышел?
– Из запоя. Миша, как у нас люди страшно пьют всё-таки… Что это с нами?
– Интересно жить хотим, – слабо усмехается Миша. – Нам праздник подавай!
– Ага, праздник будет у парня – два трупа и тюряга впереди. Мишка, никогда пьяный за руль не садись! Лена трясёт Мишу за грудки. – Клянись! Дашей клянись!
– Хорошо, Лен, клянусь Дашей. Только не тряси меня, мне и так тошно.
Из больницы Дашу выписали через несколько дней. Семейство осторожно укладывалось в машину – Миша нёс Дашу на руках, хотя она сама могла ходить. Даша печально смотрела на закрытый домик.
– Скоро черника… Мама, может, останемся?
– Котик, я не могу одна. У меня сил не хватит.
– А с папой?
– Папе работать надо. Вот, может, через месяц, в августе, да, Миш?
– Может быть.
Миша какой-то сонный, заторможенный.
– Миш, а ты чего как спишь на ходу?
– Да так…
Миша смотрит на убегающую дорогу. Примерно каждые восемьсот метров здесь лежат цветы и поминальные веночки – последняя фраза в рассказе о чьей-то злосчастной жизни. Частотность этих фраз может ужаснуть внимательного наблюдателя, но Мише сейчас не до этого. Он точно придавлен.
Дома не лучше – опять пьяный Костян на кухне, и почему-то под столом. Заполз. На вопросы не отвечает, мычит, машет руками.
– Миша, чёрт с ним, – говорит Лена. – Давай вещи разберём. А он пусть сидит под столом, как обезьяна в зоопарке.
– Папа, смотри, у меня новый зверь, – Даша приносит игрушечного тигра. – Это откуда?
– Миш, тут музыкальный центр какой-то, – кричит Лена. – Новенький!
– Слушайте, это Костян, наверное, банк ограбил, – отвечает Миша. – Ничего этого не было, я уезжал. Ладно, как проспится, разберёмся. Пока не трогай ничего, Лен, хорошо? Дашура, давай мы тигра отложим в сторонку. До выяснения обстоятельств. Мне что-то всё это не нравится.
Ночью Лена заплакала, обняв Мишу.
– Мишенька… Вот ты и Даша, и всё, и больше никого… больше ничего… Такое счастье, что ты у меня есть, такое счастье…
Миша ничего не отвечал, не мог. Только гладил её по голове.
Ранним
– Открой, живо!
Костя открыл, скорчился в воде.
– Ну, что у нас происходит? – осведомился Миша.
Костя молчит.
– Откуда деньжишки? На что шикуем, спиваемся и покупаем тигров?
– Они сказали – отнести сумки. Я отнёс. А потом по телевизору показали…
– Что показали? Тебя показали?
– Улицу, дом. Этот замминистра, Корольков, ну, его грохнули. Это на этой улице. Чердак. Я сумку отнёс.
Миша всё понял и садится прямо на пол ванной.
– Ты говорил – охранное предприятие, лицензия!
– Уже нет никого, – убито ответил Костян. – И дверь на замке, и ни по одному телефону…
– Понятно, нашли лоха, подставили – теперь можно гулять. Ты соучастник, тебе это ясно? Года четыре – без вариантов.
– Может, не найдут? – с надеждой спрашивает Костя.
Миша качает головой.
– Постой… Это ты… на эти деньги?? Моей дочери игрушки – на эти деньги? Придурок. Долбаный придурок, мразь. Убирайся из моего дома и цацки свои прихвати, а то я их выкину в помойку.
Миша выходит из ванной, мокрый Костя, наспех завернувшись в полотенце, бежит следом.
– Миша, прости, Миша! Я не знал! Они сначала дали зарплату, а потом сказали, будет поручение! Я ничего не знал!
Я думал, это по частному сыску что-нибудь. За мужем чьим-нибудь следить! Мишка, я сам с ума схожу!
– Какой же ты дурак-то оказался, братец ты мой!
– Миша, мне так плохо, – заплакал Костян. – Человека убили, а я помог, получается. Миша, а если я пойду и всё расскажу, меня арестуют?
– Думаю, да. Господи, сколько же вас, русских дурачков, попадает в зону, в восемнадцать, в двадцать лет! А всё лёгких денег надо, всё сладких ощущений не хватает. Пороть вас некому. Я тоже хорош – ведь видел, что с тобой неладно, а мимо прошёл. Не до тебя было. А что сейчас – сухари сушить?
– Дня четыре на улицу не выходил. Боюсь жутко. Миша, ты думаешь, точно посадят, да? Но я же ничего не знал.
– Не ври. Всё ты знал. Сразу ведь догадался, что в сумочке, правильно?
Костян принимается рыдать.
– Реветь не надо. Надо принимать решения. Да, – говорит Миша уже будто сам себе. – Надо принимать решения. Надо.
Миша в своём кафе. Взял тарелку борща – перекусить. Машет уборщице:
– Полинка, давай пообедаем!
– Да я, Миш, на диете, вечером не ем ничего.
– Что ж, каждый по-своему с ума сходит, – заметил Миша.
– Ты, говорят, тёщу похоронил.