Вредина, маг и обряд, пошедший не так!
Шрифт:
— Можно потрогать? — попросила я, и Артур, убрав со лба вечно падающие волосы, чуть наклонился ко мне. От него слегка пахло лимоном, свежескошенной травой и еще чем-то терпким, неуловимым.
Я потрогала стежки. Наощупь крестика не существовало. Меня это удивило, и я надавила пальцем сильнее, поелозив по коже туда и сюда.
— Эй! — возмутился Эдинброг. — Я тебе не счастливая статуя, чтобы так интенсивно тереть.
— Ну не скажи… Нас завтра ждет первый экзамен, так что любые добрые приметы приветствуются! — подмигнула я, но руку все-таки
— В нашем мире самая добрая примета — это накануне важного мероприятия увидеть мерцающее созвездие Анемона. И в этом смысле я уже спокоен, — Артур кивнул куда-то на безграничную черноту неба.
Видимо, созвездие было где-то там.
Но там было много созвездий! Я попросила подробностей:
— А что из этого — оно?
— Вон те пять лепестков под особенно яркой звездой, видишь?
— М-м-м. Не уверена. Нет.
Артур показал пальцем:
— У них будто дымка в центре.
— А, справа от Крика, что ли?
— Ох, нет, совсем нет… Давай так.
Он поднялся, подошел ко мне сзади, а потом сел вплотную, раскинув ноги по сторонам — будто мы устраивались в аттракционе-вагонетке один за другим. Потом Артур приобнял меня за плечи, потянулся вперед, прижав свою щеку к моей, взял мое запястье и вытянул уже обе наших руки в небо…
— Зажмурь левый глаз. А я зажмурю правый. Тогда наша точка зрения почти совпадет, — сказал Артур. Сказал негромко, чтобы не оглушить меня — он был так близко — из-за чего его голос прозвучал неожиданно мягко. От этого у меня внутри что-то тихо тренькнуло. Очень сладкий звоночек.
Я сделала, как он просил. Да, теперь точность указаний была определенно лучше.
— Теперь видишь? — спросил Эдинброг так же тихо и завораживающе.
— Да, — признала я с легким сожалением, потому что, если честно, мне понравилось так сидеть: лопатками чувствовать, как бьется его сердце.
Но Артур не отодвинулся, как я думала. Он перевел прицел наших рук на запад:
— А вот это — созвездие Киновари… Говорят, оно загорается в годы в большой войны или большой любви. Киноварью звали девушку, дочь кузнеца, жившую в мире Гало двадцать тысяч лет назад…
А потом еще созвездия. И еще.
И еще…
Мы опомнились только когда далеко внизу, под нами, вдруг по секторам стал гаснуть свет на территориях академии.
— Скоро полночь, — с сожалением сказал Артур. — Нам пора возвращаться.
Он вызвал нойдича. Обратно мы летели неспешно и как-то приятно сонно. Впервые за все дни в академии я засыпала с улыбкой на лице.
Глава 27. Снова здравствуй, Каприз
Я проснулась от многоголосого пения флейт и рожков. Сразу пахнуло атмосферой средневековья: таким гомоном раньше встречали знатных особ.
Артур тихо напевал что-то в ванной — и, черт возьми, обворожительно напевал… Я сразу же вспомнила, как вчера он нашептывал, одну за другой, легенды о галианских звездах, и в животе стало горячо. Подозреваю, у него тогда просто сел голос
Кровать Эдинброга стояла разобранная, уютная, еще не забывшая тепло человеческого тела. Я подошла к окну, отодвинула штору и выглянула.
Ого…
По главной аллее Форвана катились пять чудных карет, по форме напоминавших банные кадки. У каждой рядом с кучером сидело по музыканту, это они исторгали всю эту патриотично-симпатичную песнь.
Вышел Артур с зубной щеткой наперевес.
— Экзаменаторы, — ответил он на мой немой вопрос.
— У них там в каретах вода? — полюбопытствовала я.
— Да. Мобильные бассейны.
Мы стали собираться. Формой одежды снова был комбинезон, но сегодня к нему шли еще специальные ремни с отражателями и защитными рунами. Мне никак не удавалось правильно закрепить их. Артур увидел мои мучения:
— Я помогу? — вопросительно.
Я кивнула.
— Ты прямо мастер шибари… — улыбнулась я, глядя на то, как ловко он управляется с амуницией.
— Надеюсь, это что-то хорошее, — сощурился Эдинброг, проводя последний ремень мне прямо под грудью и затем прижимаясь ко мне вплотную, чтобы переплести его на спине и защелкнуть с остальными. От неожиданной близости я ойкнула.
— Чересчур? — тотчас остановился Артур.
— Нет, отлично, — смутилась я.
— Хорошо, что отлично, — улыбнулся он и вдруг двумя пальцами легко, щекотно и игриво пробежал вдоль всего моего позвоночника… А потом отошёл, как ни в чем не бывало.
И вот гадай — это был флирт или какой-нибудь там магический финал облачения…
Экзамен проходил на боевой арене.
Она напоминала перевернутую миску для салата и росла, бликуя на солнце, в дальнем западном секторе Академии. Туда стягивались толпы студентов и преподавателей. Турнир был красочным, многие приходили посмотреть на него как на матч по особо жесткому регби…
Арену засыпали крововпитывающим песком. Судьи сидели за пуленепробиваемой витриной.
Наш бой с Капризом и его пумой был только десятым в очереди, поэтому пока что мы с Артуром прошли на зрительские ряды. Солнце грело нещадно. Птички пели, паря над нами наравне с облаками. Кто-то весело хрустел попкорном, другие пили ледяные шипучие лимонады.
Турнир начался ровно в девять утра.
Мой взгляд и так был прикован к судейской трибуне, а уж когда главный экзаменатор поднялся, чтобы торжественно открыть испытания, я даже моргать перестала…
Да, теперь я понимала, почему на днях Эдинброг сказал, что экзаменаторы не поймут, женщина я или животное. Судьями были Безликие — эдакие лавкрафтовские существа, похожие то ли на медуз, то ли на кальмаров с белыми глазами.
Безликие — изначальные обители мира Гало. Они жили на дне океанов, а когда случился апокалипсис, вылезли оттуда, пышущие недоумением. Галианцы, решившие, что эти монстры их добьют, собрались вздернуть белый флаг, как вдруг Безликие прогудели: