Времена года 3. Бастион
Шрифт:
– Не за что, – сдержанно ответил он, как будто даже и не сомневался в том, что она выкажет в итоге благодарность.
– Клим, – окликнула она командира, остановившегося в дверях и повернувшегося к ней в полной готовности выслушать ее. – Ты сказал, что я звала… – Мира замялась, вдруг почувствовав себя глупо.
Он сказал "ты звала, и я пришел". И с чего это она углядела в этом какой-то скрытый смысл? Она звала, хоть и не его, но крик о помощи услышал он и пришел. Так чего еще ей было нужно?
– Забудь, – пробормотала она, потупив взгляд.
– Так
Перед глазами возникла картина из прошлого: они с Люсей на кухне старой двушки, рассматривают чашку с кофейным осадком, на котором четко выделяются две большие буквы "В".
"Однако…" подумала она, как-то по-новому взглянув на командира.
– Ладно, отдыхай. – Клим как будто не заметил замешательства на ее лице. – Зови, если что, – напомнил он и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Несмотря на усталость, Мира уснуть не смогла и, вслушиваясь в звучавшие со двора из старых бумбоксов почти никогда не спящих стражей песни Bon Jovi, переваривала события уходившего в глубокую ночь дня.
Когда она впервые узнала про Бастион, то, вопреки рассказам о том, что место то было прекрасным, она представляла его совсем другим – даже не гротескным, а скорее мрачным, спартанским, всем своим видом располагающем к бегству из него.
Однако теперь, пребывая в нем всего лишь сутки, она не могла отрицать, что Бастион очаровал ее своей простотой и какой-то неуловимой правильностью, сквозившей в каждом камне, каждом куске дерева и каждой травинке.
Что же насчет командира стражей, о котором она не то, чтобы слышала что-то плохое, но и не слышала что-то хорошее, то тут Мира терялась, ведь он тоже оказался совсем не таким, каким она его себе представляла, но все же однозначно сказать, каким же он все-таки был под укрытием своей раздражающей сдержанности и загадочности, которой было пропитано каждое его движение, она пока не могла.
Да и ей это не нужно было, ведь она не собиралась здесь оставаться и узнавать его, и тем более думать над тем, что же могло заставить его пойти на сделку с подчиненным, которая все больше казалась ей весьма и весьма сомнительной.
Посмотрев на бронзовые браслеты, мерцающие даже в темноте, Мира подумала о Валере: думал ли он о ней, искал ли, или, пребывая в уверенности, что она у родителей, уделял больше внимания соседке?
Это предположение неприятно царапнуло ее внутренности. "Да, нет, – сказала она себе. – Валера тот еще мерзавец, но так бы не поступил".
И тут же услужливый, тоненький голосок где-то на задворках сознания напомнил ей о другом важном вопросе: зачем он так старался спрятать ее от Клима?
С самого первого дня ношения браслетов стражей,
Вечная жизнь и молодость, которые к ним прилагались вместе с комплектом оружия, о чем он также не сказал сразу, были ей навязаны, и, за неимением вариантов, она это приняла. Лучше было жить так, чем попасть в Бастион и никогда его не покинуть, находясь на вечной службе у братства стражей под командованием злого командира-пленителя. И подумаешь, последний оказался вовсе не таким, как и все остальное.
И вот тут снова включился услужливый, тоненький голосок и высказал свое мнение, которое, увы, не было лишено смысла: Валера хотел, чтобы браслеты были на ней, чтобы она оставалась вечно молодой, вечно любящей, вечно ждущей его, вечно готовой приласкать и приголубить, вечно думающей, что их нельзя снять и что он и только он спас ее от кровожадного Клима, жуткого Бастиона и не менее жуткой участи в качестве стража, принужденного вечно нести службу на границе четырех миров, в которых времена года никогда не сменяли друг друга.
– Как же так, Валера? – с болью в голосе шепнула она в подушку. К горлу подступил горький комок. Почему он так поступил? Почему взял на себя право лишить ее выбора?
Шершавый язык с чувством прошелся по ее лицу, оставляя влажный след. Холодный нос ткнулся в шею, и сорок килограммов лохматого счастья навалилось на грудную клетку.
– Лайла! – простонала Мира. Кажется, ей только-только удалось отключить мозг и уснуть, а ее личный будильник настойчивым лизанием уже оповещал ее о том, что солнце встало. – Как же у тебя воняет из пасти! – Она безуспешно попыталась увернуться от проявлений расположения. – Твой хозяин не пробовал тебе зубы чистить?
– Пробовал, но нам обоим это не понравилось. – Клим стоял в дверях с большим кувшином свежей воды и небольшим тазом для умывания. – Доброе утро.
– Доброе, – ответила Мира, одной рукой поглаживая собаку, а второй подтягивая простынь. Раздеваться перед сном она не стала, но мало ли, что за ночь могло вылезти на свет божий.
– Лайла, дай уже покой нашей гостье. – Клим, поставив на стол кувшин и таз, попытался стащить собаку с Миры, но животное не поддалось и еще больше навалилось на нее.
– Лайла, мне нужно встать, – заглядывая в глаза собаке, ласково сказала Мира. – Иди погуляй, маленькая.
Лизнув напоследок, Лайла соизволила спрыгнуть с кровати и, виляя хвостом, деловито вышла из комнаты.
– Ты ей нравишься, – заметил Клим, посмотрев собаке вслед.
– Я всем нравлюсь, кроме ведьм, – ответила Мира, поднимаясь с кровати. Головокружение прошло, а вот нога быстро напомнила о себе ноющей болью.
– Болит? – спросил Клим, заметив выражение лица Миры.
– Самую малость, – ответила она, массируя бедро и взглядом выискивая баночку с бальзамом, которая отыскалась на подоконнике. – Душа, как я понимаю, у вас нет. – Мира с сомнением посмотрела на кувшин и таз для умывания.