Времена Хрущева. В людях, фактах и мифах

Дымарский Виталий Наумович

После хрущевских амнистий в лагерях все равно оставалось достаточно много людей – и не только настоящих военных преступников, но и участников сопротивления в прибалтийских республиках и на Западе Украины. Многие из них не были реабилитированы и досиживали до начала 70-х годов, так же как и посаженные по религиозным делам.

Анатолий Кузин, автор мемуаров «Малый срок», попав в лагерь после участия во Всемирном фестивале молодежи и студентов в 1957 году, отсидел меньше трех лет. Сидел он в девятнадцатом Чунском лагере Озерлага на трассе Абакан-Тайшет. В их лагере поперечные дорожки между бараками называли: Первая, Вторая и Третья Антисоветская, а главная дорога называлась проспектом иеговистов. Свидетели Иеговы

были не милы ни Гитлеру, ни Сталину, потому что они и «Хайль, Гитлер» не кричали, и в советской армии не служили. Для них амнистий не было, и какое-то время они составляли большую часть населения лагеря.

Произошла при Хрущеве и реформа Уголовного кодекса. Сначала вместо старых пунктов 58-й статьи появился закон об особо опасных госпреступлениях, затем статьи этого закона перекочевали в раздел «Особо опасные государственные преступления» нового Уголовного кодекса 1961 года. В общем, особенно ничего не поменялось, кроме санкций, – больше двадцати пяти лет уже не давали. Но высшая мера наказания оставалась.

К особо опасным госпреступлениям в СССР относили довольно многое. Измена Родине, в понятие которой входила и попытка бегства за границу. Участие в разнообразных бунтах – Новочеркасск или Тбилиси были не единственным, и даже недалеко от Москвы бунтовали Муром и Александров.

Но не бунтовщики составляли основу нового населения лагеря. Прежде всего это были осужденные по 10-му или по 71-му пунктам 58-й статьи, т. е. за то, что где-то что-то ляпнули, где-то что-то организовали.

Было и дело о подготовке покушения на Хрущева, но следствие не захотело придавать этому слишком большую огласку. Предполагаемого снайпера сгноили в психушке, а двое участников молодежной левой группировки – Осипов и Кузнецов – оказались в лагере. Осипов – сейчас один из лидеров русских националистов, а Кузнецов подался в сионисты: пытался угнать самолет, отсидел много лет в Мордовии и сейчас благополучный журналист, редактор в Израиле. Со многими молодыми левыми из республик случилась подобная трансформация.

Система отправления неугодных в психбольницы появилась не при Хрущеве. Еще Сергей Писарев, старый большевик, комиссар, был под следствием в 1937 году, писал в ЦК. Потом был комиссаром на фронте, опять писал в ЦК и дальше регулярно сидел в психушке при Сталине, при Хрущеве и при Брежневе.

Использование психбольниц для расправ с неугодными на время затухло в 50-е годы, потому что была комиссия с участием Шатуновской, которая расследовала карательную психиатрию и злоупотребления психиатрии в политических целях. Но как явление это отменено не было.

Интересно, что при Хрущеве не было ощущения, что лагеря по-прежнему существуют и что репрессии продолжаются. Это было осознано при Брежневе. При Хрущеве лишь создавались предпосылки.

Наверняка все знакомы с «Обитаемым островом» Стругацких и помнят, как Максим Каммерер там подрывал лучевые башни, стремясь избавить население страны от промывания мозгов. За четыре года до написания этой книги житель Минска Сергей Николаевич Ханженков, студент, инженер, посмотрел однажды из окна своего дома на стоявшую там «глушилку» (мачту, на которой помещались радиоизлучатели, глушившие передачи западных станций), и у него родилась идея. В институте, где он учился, была военная кафедра. Он с единомышленниками начали искать в местах боев, коих вокруг Минска было предостаточно, снаряды, и выплавлять из них тротил, делать кольцевые заряды, как их учили на военной кафедре, для подрыва опор этой башни. Но как и у Максима Каммерера, у Ханженкова в группе оказался предатель, который их сдал. Два человека получили по восемь лет, а сам Сергей отправился в Мордовию на десять лет. В приговоре у него была статья «диверсия».

Дело Ханженкова по-своему оригинальное. Конечно, чему бы ни служила эта башня, но в самом факте того, что они хотели взорвать

нечто государственное, действительно был состав преступления, и не только по советским законам. Но среди политических заключенных Ханженков, разумеется, был белой вороной. В основном сидели люди, искажавшие социалистическую действительность, что-то написавшие или что-то обсуждавшие. Были среди них и сталинисты. Например, один простой мужик из Дагестана, который, когда начались трудности с продовольствием, залез на бочку и начал оттуда вещать, что Хрущев до голода довел, а при Сталине хорошо было. Его посадили по той же политической статье.

При Хрущеве ликвидировали особые лагеря. Переводили заключенных с Колымы и из Воркуты в более южные места. А потом в начале 60-х всех собрали в Мордовии, в управлении ЖХ-385. Мордовия по сравнению с Воркутой была чуть ли не курортом. Но в начале 70-х, когда появилось диссидентское движение, выяснилось, что одна ночь в поезде из столицы до мордовских лагерей – это недалеко, можно ездить на свидания. И тогда политических заключенных отправили куда подальше – на Урал и в Пермскую область. При Хрущеве же было всего два места ссылок – мордовские лагеря и владимирская тюрьма, знаменитый Владимирский централ, куда среди прочих особо опасных госпреступников в свое время попали и бериевцы, сподвижники Лаврентия Павловича.

История репрессий многообразна. Можно говорить подробнее и о самих лагерях, цитируя документы ЦК и КГБ, обосновывавшие эту репрессивную политику.

Очень интересно читать мемуары. Беда в том, что хрущевское время в контексте лагерной темы – это выпавший кусок истории. При Сталине известно, что сажали и за что сажали, и мемуаристика лагерная того времени очень обширна. Живы люди, преследовавшиеся при Брежневе и Андропове. Но те, кто оказался в промежутке между Сталиным и Брежневым, остались в тени. А ведь там было много очень интересных судеб!

Но кто бы ни был у власти, репрессивная политика в СССР проводилась постоянно. То менее активно, то более активно, но политические репрессии продолжались на протяжении всех лет существования советской власти [46] .

Хрущев и космос

«На приеме в честь полета Гагарина Хрущев отвел Юрия Алексеевича в сторонку и, чтобы никто не слышал, спросил: „Ну, а Бога ты видел?“ И Гагарин сказал: „Конечно, видел. Бог есть“. И Хрущев сказал: „Ну, я-то так и знал, но ты об этом больше никому не говори“. А потом был Гагарин у папы римского, и тот тоже его немножко в сторонку отвел: „А Бога видел?“ И Гагарин сказал: „Да нет никакого Бога. Естественно, я не видел“. И папа римский говорит: „Ну, я-то это знал, но ты больше никому об этом не говори“».

Анекдот времен начала освоения космоса, рассказанный летчиком-космонавтом Георгием Гречко в эфире «Эха Москвы»

46

В главе использованы материалы выступления на радио «Эхо Москвы» Александра Черкасова, члена правления правозащитного общества «Мемориал».

Именно на период правления Никиты Сергеевича Хрущева пришлось начало космической эры и самые громкие советские завоевания в этой сфере.

В 1957 году был запущен первый спутник, в 1960 году в космос полетели Белка и Стрелка, а в 1961 году произошло самое главное – полет Гагарина. Хрущева в Советском Союзе так и называли «небесным отцом советской космонавтики».

Как бы пафосно ни звучало это титулование, но достижения того периода неразрывно связаны с личностью Хрущева. Он был одним из тех людей, кто мог двигать историю вперед или назад.