ВРЕМЕНИ В ОБРЕЗ
Шрифт:
– Естественно.
– Ну да, в нее же играют на всем полуострове! Только саудовские солдаты иногда вместо мяча используют чью-нибудь голову. Правда гораздо чаще пленников просто закапывают по горло в песок, лицом к солнцу. И обрезают веки, чтоб ничего не пропустил. А сами садятся под навесом шагах в двадцати-тридцати и начинают есть, пить и веселиться по-всякому. Так у них принято развлекаться, у саудовских солдат. Если хочешь, могу рассказать еще - поразвлечься они любят!
– Хватит, хватит! Вы, бедуины, такого понapacсказываете! Я вообще предпочитаю не попадаться ни к кому в плен.
– спросил Джабир.
– Пожалуй. И неплохо бы этими историями немного постращать наших ракканцев, - сказал Дэйн.
– Страх действует лучше всяких стимуляторов.
– Все зависит от человека. Иногда, наоборот, от страха он не сможет и пальцем двинуть!
– заметил Джабир.
– Майид, ты лучше знаешь наших ракканцев. Если это их подстегнет, расскажи им парочку своих историй, - предложил Дэйн.
Майид кивнул.
– Хотел бы я рассказать что-нибудь этакое нашим верблюдам, чтобы они бежали сломя голову на край света! Кстати, Дэйн, пришло время сделать еще кое-что.
– Что?
– Сбросить с верблюдов весь лишний багаж, чтоб облегчить ношу. Только не прямо здесь, не на голом месте, где каждый кустик виден за милю. Я знаю, где мы это спрячем!
Все забрались в седла, и Майид повел отряд к изрезанной глубокими трещинами каменистой части пустыни. Возле одной из трещин он остановился. Провал был около пяти футов в ширину, дно терялось в непроглядном мраке.
Майид закричал:
– А теперь мы должны снять с верблюдов все лишнее, каждую мелочь, без которой можно дотянуть до побережья! Ради ваших верблюдов, ради спасения ваших собственных жизней - каждый лишний фунт отнимет у вас еще одну милю! Начинайте, сбрасывайте все в эту яму! Бросайте все седельные сумки, и шатры, если они у кого есть, и кожаные ружейные чехлы, и кофейные чашки, и кофемолки, и джезвы, и всю остальную посуду! Бросайте лишнюю одежду, и украшения, и все запасное оружие! У каждого должна остаться только одна винтовка и одна полная обойма - если саудовцы нас догонят, бой будет очень коротким. Оставьте по бурдюку с водой, и сумки с сушеным мясом и молочным порошком, и плащи.
Майид сновал между ракканцами, следил за выполнением своего приказа. Он позволил каждому оставить при себе кусу - чтобы в нужный момент, если будет на то воля Аллаха, было чем перерезать себе горло. Еще он велел всем оставить при себе все наличные деньги. У кого-то были индийские рупии, у кого-то иракские динары или саудовские риалы, но больше всего было увесистых талеров Марии-Терезии. У Дэйна имелась изрядная пачка долларов, рупий и фунтов стерлингов, и он спросил Майида, не хватит ли этого, чтоб не тащить тяжелые талеры.
– Может, и хватит. Не знаю, - сказал Майид.
– Один Аллах знает, сколько стоит нанять корабль с командой в Джубаиле. Кроме того, может, удастся откупиться от саудовских солдат, если уж они нас настигнут. Но это вряд ли - мы же перестреляли их людей.
Все вещи, которые Майид велел оставить, были сброшены в пропасть. Ракканцы вовсю причитали о том, с чем пришлось расстаться. Почти все лишились самого дорогого, что у них было - старинных чеканных наборов для кофе, которые достались от предков и передавались в их роду от отца к сыну
Майид обошел трещину, заглянул в нее с разных сторон - дна так и не увидел. Тогда он сказал ракканцам:
– Слушайте меня! Я из клана Авазим, и ваши драгоценности спрятаны в земле моего клана, в месте, которое я всегда смогу найти. И я клянусь своей честью и честью моего клана, что ни один из азми их не получит! И как только смогу, я расскажу, что здесь произошло, великим шейхам Авазим, и они вернут вам все, что здесь погребено, кроме, может, только рассыпавшегося кофе! В этом я клянусь вам перед богом честью моей и моего отца и честью моего клана! А теперь - в седла!
И они припустили быстрой рысью по каменистой пустыне, между трещинами в граните и базальте, в глубине которых, казалось, бушевало адское пламя.
– Ты в самом деле собираешься вернуть им эти чашки?
– спросил Дэйн.
– Я должен это сделать, если останусь в живых, - ответил на полном серьезе Майид.
– А если случится так, что кто-нибудь из них погибнет, я верну эти вещи их сыновьям и женам. У меня нет выбора. Я должен это сделать, я ведь поклялся честью!
Глава 15.
Отряд ехал по раскаленной добела пустыне к побережью Хаса. Майид знал каждый холмик в землях клана Авазим и держал напрямик - на восток, чуть забирая к югу. В полдень они остановились на несколько минут, но Майид не позволил никому пить - вода нужна для верблюдов, сказал он, и ракканцы только уныло смотрели, как измученные животные утоляли жажду.
Они снова пустились в путь. Бело-желтое солнце, казалось, прилипло к безоблачному небу, не желая опускаться на ночь в Красное море. Дэйн время от времени поглядывал на него и был совершенно уверен, что проклятое светило не сдвинулось ни на дюйм в течение последнего часа. Похоже, оно решило повиснуть там навечно, чтобы всадники испеклись заживо прямо в седлах.
Но вот солнце наконец поплыло вниз, и в пустыне, как всегда неожиданно, наступил вечер. Майид остановил отряд, когда, по его расчетам, пришло время вечерней молитвы, и позволил ракканцам часок поваляться на стынущем песке - вовсе не ради них самих, объяснил безжалостный бедуин, а только чтобы дать короткую передышку верблюдам. Но вот они снова забрались в седла и поехали дальше на восток и чуть к югу, к побережью, в существование которого Дэйн уже почти не верил.
– В конце концов, грузовик с саудовцами нас еще не догнал, - обратился к нему Майид.
– И это только потому, что мы целый день не слезали с верблюдов. Ночь поможет нам скрыться.
– Когда мы доберемся до Джубаила?
– спросил Дэйн.
– Если сможем и дальше выдержать такой темп и если не подведут верблюды, то, скорее всего, завтра к вечеру - да поможет нам Аллах!
– Но грузовик может нас нагнать уже утром.
– Может. Я вообще удивляюсь, что они до сих пор не показались. Наверное, у них не очень хороший следопыт-мурри или что-то не заладилось с мотором грузовика.
– Может, какая-нибудь шальная пуля в той перестрелке угодила в мотор?
– предположил Джабир.
– Может, нас вообще никто не преследует!