Временные лучи. Часть вторая

Харитонов Александр

– Замечательно! Великолепно! Вы делаете успехи мой юный друг! Если так пойдёт дело дальше – Вас можно будет выписать через неделю! Это раньше обычных сроков. Хм… Невероятно! Вас можно выставлять в Кунсткамере как образец скоростного выздоровления! Сейчас Вам надо отдыхать, набираться сил, хорошо питаться. Кстати, да, сейчас Вам принесут обед, Вы можете поесть здесь, а вечером, если Вам уже не будет трудно, – можете ужинать уже в нашей больничной столовой в общем порядке на первом этаже. Да-с! У Вас дело идёт на поправку семимильными шагами. Пока лежите, отдыхайте. Ни о чем не думайте. А завтра к Вам зайдут товарищи из местных органов НКВД, которые захотят с Вами пообщаться и обсудить некоторые нюансы, касаемые дальнейшей Вашей судьбы. Вы сможете задать им все интересующие Вас вопросы. Так что – будьте готовы с ними поговорить. Надеюсь, и Вы сможете ответить им на их вопросы. Тем более, что это в Ваших же интересах. Всего хорошего! Вера Кузьминична – несите обед молодому человеку! Ему сейчас нужно хорошо питаться. – с этими словами Лившиц вышел из палаты.

Обед прошел нормально. Достаточно вкусно и сытно. После того как убрали посуду и ушла санитарка, прикрыв за собой двери и пожелав Женьке спокойного отдыха, он решил ознакомиться с содержимым из пакета с документами, который был оставлен ему на тумбочке тем молодым военным, который, как это следовало из разговора с доктором, – был… сотрудником НКВД!!!

Евгений высыпал из пакета на одеяло небольшую кучу разных бумаг, старых, потрёпанных конвертов

с письмами, несколько фотографий, пару тетрадок, одну из них – толстую тетрадку, наполовину исписанную чернильной ручкой с множеством помарок и клякс. Однако, всё же, – исписанную неплохим почерком, как, практически, и у самого Женьки. Так что читать эти записи было вполне легко и понятно. Женька посмотрел на обложку этой тетради. На ней была пафосная надпись: Дневник ученого – естествоиспытателя Александра Семёновича Алексеева. Бегло глянув на все остальные бумаги, Женька решил начать с дневника. На его чтение и изучение всех остальных бумаг у него ушло около трех часов времени. Никто ему не мешал. Пару раз к нему заглядывала медсестра, и, увидев, что он читает, полусидя на койке, и что у него всё нормально, – с улыбкой кивала ему и опять закрывала дверь.

Прочитав всё, – он откинулся назад на подушку и стал осмысливать всё узнанное из бумаг и дневника. Узнанное повергло его в шок.

…Алексеев Александр Семёнович родился в пригороде города Архангельска 22 октября 1918 года в самый разгар вторжения войск Антанты в Россию, в семье портового рабочего и учительницы – преподавателя литературы и русского языка. Отец Александра через год был арестован англо-американскими интервентами и погиб в концентрационном лагере смерти на острове Мудьюг, находящемся в устье реки Северная Двина в 10-и километрах от нынешнего Архангельска. Сашина мать, – Екатерина Николаевна, осталась с годовалым ребёнком на руках. Вырастить сына в тяжёлое время гражданской войны и во время интервенции ей помогли дальние родственники мужа. Сама она работала в школе в посёлке Исакогорка рядом с Архангельском. Александр, после окончания средней школы, пошел работать порт рабочим и продолжал учебу в фабзавуче – что-то наподобие профессионального училища. Два года назад мать его умерла, а спустя ещё один год, Александр Семёнов подал документы на заочное обучение в МГПИ – в Московский Государственный Педагогический институт на специальность: преподаватель истории и географии. Ещё через год, в тридцать пятом, он перевёлся на очное обучение, и, по рекомендации от руководства Архангельского морского порта, получил место в общежитии при институте. После этого он переехал в Москву, где продолжил учебу. Зимой этого года его институту было поручено провести краткосрочное геодезическое исследование течения некоторых рек в свердловской области на предмет возможности изменения направления течения и углубления их русел. Для этого институту разрешалось организовать небольшую экспедицию из двух научных работников института и одного помощника – практиканта. Экспедиция должна была выехать в посёлок Соликамск пермского района свердловской области весной в начале марта и закончить работу в конце мая. Собственно – всё это было отражено в личном дневнике Александра. Он как раз и оказался тем помощником – практикантом, который был включен в состав экспедиции. Основные экспедиционные документы были у руководителя. У него так же хранились и личные паспорта участников, в том числе и паспорт Алексеева Александра.

В том пакете, который был оставлен на тумбочке, были ещё две тетради с геодезическими выкладками, расчетами и координатами, которые вёл для себя Александр, надеясь их применить в своей отчетной работе. Были так же две фотографии его матери, снятой в школе и ещё один отдельный её снимок на память, а также старая потёртая фотография самого Саши Семенова в подростковом возрасте. На ней он был удивительно похож на самого Женьку в таком же возрасте. Записи в дневнике ещё в общих чертах касались времени подготовки к экспедиции в начале этого года и обрывались на моменте, когда её участники готовились к походу в другое зимовье, на берегу которого они так же хотели провести какие-то замеры. По-видимому, это было как раз то охотничье зимовье, в котором бандиты захватили Женьку и где были ими жестоко убиты все три участника экспедиции. Самое главное, что вынес Евгений из всего прочитанного, это то, что всё сказанное происходит именно с ним и в период тридцатых годов двадцатого века! Сопоставив все случившиеся факты, странную форму военного, приходившего к нему в палату, случай в охотничьей сторожке и разговор с доктором, он понял: он, Литвинов Евгений Викторович, каким-то необъяснимым образом оказался заброшенным в прошлое время почти на сорок лет назад, в далёкий тысяча девятьсот тридцать шестой год!

…Евгений Викторович Литвинов, или как его просто называли всю жизнь друзья и близкие родные – Женька, родился в Эстонии в городе Таллине в пятьдесят первом году в семье обычного советского инженера и учительницы иностранных языков. От своих родителей ему досталось хорошее здоровье, тёмные волосы и карие глаза. Хотя, брюнетом его назвать было нельзя. Скорее – шатеном. Родители его приехали в этот город по так называемому сталинскому призыву – восстанавливать экономику этой небольшой прибалтийской республики после войны. Отец Женьки был инженером на Балтийском судоремонтном заводе, а мать его – устроилась в только что построенную новую среднюю русскоязычную школу, в которой учились преимущественно дети русскоговорящих граждан города, так же в большинстве своём, приехавших в Эстонию по тем или иным причинам. Школа построена была в районе, населённом преимущественно русскоязычным населением, работающим на основных промышленных предприятиях Таллина. Район носил название Калининского, но в народе его называли Коплиским, от старого названия полуострова, на котором он был расположен – «Копли». Женькина семья жила в небольшой комнате с печным отоплением в коммунальной квартире в двухэтажном бараке, построенном немецкими военнопленными, и таких бараков в районе было очень много. Кроме них в квартире жило ещё две семьи. Перед школой Женя с родителями переехали в новую пятиэтажку в трёхкомнатную квартиру в блочном доме, построенном по так называемой хрущевской программе. До шести лет Женя ходил в недавно открытый детский сад, а потом пошел в первый класс той школы, в которой его мать преподавала два иностранных языка: немецкий и английский. Мама Евгения с детства росла в семье так называемого народного деревенского интеллигента, который с детства привил своим детям любовь к литературе, знаниям, а вот будущей Женькиной маме – к иностранным языкам. Соответственно – она и своему сыну с самых ранних пор передала понимание необходимости знания этих языков, да и вообще – тяги к знаниям. Иногда в домашней обстановке она даже общалась с сыном только по-немецки или только по-английски. Так что в школе у Евгения по иностранным языкам были только одни пятёрки, а их знание он сам воспринимал как что-то само – собой разумеющееся. Учил он и местный – эстонский язык, и вполне хорошо мог общаться с эстонцами. По остальным предметам – он так же не отставал и числился в твёрдых хорошистах. Хотя по поведению – всегда была только удовлетворительная оценка. По физике и математике – с ним занимался отец, как инженер – механик, а по гуманитарным предметам, в том числе и по иностранным языкам, – его мать. Некоторые знакомые его матери говорили ей, что у неё хороший берлинский акцент, так что и Евгений мог себе позволить утверждать, что и у него всё так же. А вот в отношении английского, – тут ему больше нравился американский английский, чем чистый британский. Наверное, Женьку, как

и всех подростков, привлекала простота слэнга и возможность круто ругаться по-английски в отсутствии своих родителей. Тем более, что такие ругательства присутствовали и в некоторых книгах на английском, которые ему довелось прочитать. Дело в том, что у них дома было много литературы на этих двух языках, как классической от Цвейга, Гёте, Шиллера, Шекспира, Вальтера Скотта и других, так и всякой иной около художественной беллетристики. Эти книги были так же им прочитаны в свободное время, хотя всё же больше он любил и предпочитал читать на родном русском языке и для этого был записан сразу аж в две библиотеки. Особенно он любил приключенческую и научно-фантастическую литературу. Выпускаемая в то время многотомная Библиотека Приключений – была им перечитана вдоль и поперёк. Не обошел он вниманием пятитомник библиотеки Фантастики и Приключений издательства «Молодая Гвардия» 1965-го года. Любимыми героями были отважные м честные индейцы из романов Карла Мая, храбрые охотники и доблестные рыцари из романов Райдера Хаггарда, юные следопыты из произведений Сетона Томпсона, и смелые путешественники из книг Жюля Верна. Эти книги читали все мальчишки в его дворе. Книги передавались для чтения из рук в руки под честное слово, и зачитывались буквально до дыр. Сколько сотен килограммов макулатуры ему пришлось сдать, чтобы получить заветные талоны на приобретение той или иной интересной книги! Скоро в библиотеках не осталось почти непрочитанных им книг этой тематики. У детей пятидесятых – шестидесятых годов появилось новое захватывающее увлечение.

Когда Женьке исполнилось восемь лет – в доме появился редкий в то время черно-белый телевизор марки «Рекорд». Началась пора интересных фильмов и сериалов. Капитан Тенкеш, Тарзан, Железная Маска. Чуть позже были фильмы «Неуловимые мстители», «Путь в Сатурн», «Золотой телёнок», «Щит и Меч» и много других … Насмотревшись этих кинокартин, мальчики целыми днями играли в их сюжеты на улице. Кругом на всех углах района шло строительство новых домов, и стройплощадки были любимыми местами игр стаек пацанов. Группы мальчишек обычно были по четыре, и пять человек. Женька был негласным лидеров в одной из таких небольших ватаг, напоминавшей по духу и по образу мыслей – группу друзей из кинофильма “Кортик» Особенно парнишек притягивали дальние походы и игра с оружием, как с самодельным, так и вполне реальным. Послевоенная Эстония была нашпигована оружием. А последних пособников фашистов, так называемых – лесных братьев или как их называли по-эстонски: metsa vennas, ликвидировали аж в конце шестидесятых. Так что оружием и боеприпасами мальчишки были обеспечены с лихвой.

Часто ходили копать порох и патроны на пятую линию железной дороги, ведущей на оконечность полуострова Пальясааре. Там во время войны перевернулся и взорвался поезд с боеприпасами. Так что в земле возле железнодорожного полотна, и по сей день, было много всего того, чем очень интересовались пацаны из разных районов города. Порох, пули, патроны и прочая всякая всячина. Отголоски войны. От советских патронов отсоединяли пули, потом эти пули клали на горящую газовую конфорку в стальной ложке и выплавляли из неё свинец. Получалась пустотелая медная оболочка пули, которую использовали как наконечник для арбалетных стрел. Арбалеты делали из обычных шпунтованных половых досок, которые просто тырили с местных строек. Там же неподалёку от железной дороги был городской пункт сбора цветного металла. В основном – остатки авиации. Старые фюзеляжи самолётов и катеров. Туда ребятня тоже любила наведываться. Перелезали через забор, хватали первый попавшийся колесный диск от самолёта, состоящий из алюминиево-магниевого сплава, и пулей назад через забор пока сторож не пальнул солью в зад. Потом где-нибудь в подвале или в ином укромном месте, толпой, по очереди, стачивали напильниками этот диск в мелкую алюминиевую стружку. После этого стружку смешивали с каким-либо порошковым окислителем, засыпали в коробок из-под спичек и обматывали прочно изолентой. Получалась классная бомбочка, способная оглушительно и серьёзно бабахнуть, что, собственно, было и нужно каждому мальчишке.

Когда по телевизору и в кинотеатрах стали показывать фильмы про индейцев – все поголовно стали играть в краснокожих и ковбоев. Причем – краснокожим быть было более почетно, чем ковбоем. Со всех пожарных щитов в районе вдруг пропали пожарные топорики, из которых стали делать томагавки, а из плоских напильников делали на точильных камнях острые ножи – кинжалы. Самое интересное для новоиспеченных «краснокожих» было – устроить испытания друг для друга. А именно: кидать топоры и ножи вокруг кого-либо из своей ватаги, когда тот стоял спиной к деревянному сплошному забору или дереву, а вокруг него втыкались, или не втыкались, отскакивая в сторону, – различные опасные смертоносные предметы. Так проверяли его на смелость и принимали в свои ряды. И как только не поубивали тогда друг – друга!? Не иначе как чудом это и не назовёшь! Иногда ловили «врага» или «шпиона» из другой дворовой команды или с соседней улицы – и тогда устраивали ему тёмную или индейские пытки типа разрядкой предварительно заряженного через розетку конденсатора повышенной ёмкости. Одного из таких пленников как-то привязали вечером к дереву накрепко перед его же домом, и вставили в рот ему кляп. Долго вечером его в окно звала домой его мать, а он стоял рядом и никак не мог отозваться. Только лишь когда стемнело – его мать вышла на улицу и увидела своё чадо одиночно стоящее возле столба тополя. Ох, и ругани было потом! На весь двор! А «краснокожие» смеялись над этим, наблюдая сквозь щели в заборе из соседнего двора. Летом мальчишеские группы совершали дружные набеги на огороды местных жителей и потом на пустырях пожирали добычу – зелёные яблоки, огурцы и при этом ощущали себя героями. Ходили купаться в жаркое время или в глиняный карьер неподалёку, или за погранзаставу на камни в залив. Там Женька учился плавать, и плавал неплохо. Туда же ходили на рыбалку, которой тоже отводили время в своих повседневных заботах. Ловили на донку камбалу, окуней, сига и прочую рыбу.

В школе, как ранее говорилось, Женька тоже не был пай мальчиком. Часто дрался по различным поводам с другими учениками. За что ему часто попадало от матери, если, конечно, она об этом узнавала. Так же он любил устраивать всякие хитроумные шутки типа подсыпания перца в класс, что бы все чихали или подбрасывания самодельной дымовушки (типа маленькой дымовой шашки из обычной пластмассовой расчески) в школьный коридор. Естественно, что делалось это так, чтобы учителя не догадались о настоящем виновнике этих происшествий.

Когда он был уже в шестом классе, то в школе под влиянием группы Битлз в моду вошли брюки – клеш и длинные волосы. Однако это совсем не соответствовало облику советского пионера, а поэтому с этими буржуазными атавизмами в школах велась серьёзная борьба. Учителя требовали, чтобы мальчишки не носили длинные волосы, и нормальные брюки. А требования к ученикам доходили до того, что даже вызывали их родителей в школы и ученикам ставили двойки за поведение. Так же и Женька – носил длинные волосы, не смотря на все взывания со стороны матери. Однако волосы у него были не такими длинными патлами, как у его одноклассников. И он не афишировал, что причина ношения им длинных волос не являлась следствием любви к группе Битлз. К ним Женька был равнодушен. Причиной ношения им длинных волос было подражание любимым героям из кинофильмов и из книг про индейцев. Тем не менее, он так же, как и остальные мальчики его класса, регулярно получал выговоры, как от классного руководителя, так и от руководства школы – директрисы и завуча. Про его поры по этому поводу с матерью – уже говорилось выше. Вскорости требования учителей стали даже выливаться в удаления с уроков за длинные волосы. Терпеть такое далее было невозможно. После этого все мальчишки их класса собрались после уроков и решили дать свой дружный ответ настырным учителям. Идею ответа – подкинул Женька.