Время Апокалипсиса
Шрифт:
– Это в вас неверие в человеческое могущество говорит, - сказал Ворожейкин.
– И вообще, вся беда России заключается в том, что мы в душе своей атеисты. Нету в нас искренней веры.
– Поэтому я и сказал, что они там скорее всего молятся, - хмыкнул Кононыкин.
– Не думаете же вы, Ни-канор Гервасьевич, что они попытаются сопротивляться неизбежному? Это больше нашим подходит, американцы народ богобоязненный, они каяться станут.
– Нет, все-таки это несправедливо, - вздохнул Ворожейкин.
– Если Он наделил нас свободой воли, то по какому праву судит теперь?
– Вот, - подхватил Дмитрий.
–
кого хотим, того и будем бомбить. А теперь, когда за нас самих взялись, взвыли - по какому праву, за что? Да за грехи наши! По праву создателя!
– Да какие у нас грехи, - вздохнул мрачный Степанов. С опущенной вниз головой своей он сейчас напоминал начавший подсыхать подсолнух.
– Ну, я понимаю, Березовский там, Клинтон, наш Боря, они, может, и облажались. Убийцы там, наркоманы... Не нравятся они тебе, кто ж против - возьми и почисть человечество. Люди тебе еще и благодарны будут, если общество от убийц да гомосеков почистят, ворье и наркоманов поизведут. Человечество-то при чем? Не мы же их выращивали! У нас в Россошках сроду своих воров, окромя Ухватченко да прорабов с милицией, не было, да и те людям в тягость никогда не были, наркотиками никто не баловался, изнасилование последний раз тридцать лет назад заявляли, да и то еще надо посмотреть, кто там да кого снасиловал! У нас дома сроду на замки не запирались, не от кого было! За что ж нас-то? Мы ведь ни в чем не виноваты!
– Так в чем вопрос?
– удивился Кононыкин.
– Сидите да ждите, пустят вас всем скопом в Царствие Небесное, будете, блин, на жемчугах есть на берегу чистой реки. Жить будете в стенах из ясписа, ходить будете, как Ленин предсказывал, в сортиры из чистого золота. Вам-то тогда чего суетиться?
– Просто у вас, Дмитрий, получается, - вздохнул Ворожейкин.
– Вас послушать, в Россошках сейчас праздник сплошной должен быть.
– Да чему ж тут радоваться, когда из привычной жизни вырывают? удивился Кононыкин.
– Еще у китайцев проклятие такое было: чтоб ты жил в эпоху перемен!
– Нет, вы, ребята, все-таки чокнутые, - покачал головой Степанов.
– Какие перемены? Вы о чем? Нас всех судить завтра будут! Причем неизвестно еще, по каким законам!
Кононыкин невесело хихикнул:
– Как это неизвестно по каким? Открывайте Библию да читайте. Там все сказано. По делам, Александр Петрович, по делам нашим нас судить будут! По делам и помыслам!
Глава восьмая
Рядом с Лукиными жила осевшая на земле цыганская семья.
Сейчас в цыганском доме царила суматоха и двери были распахнуты настежь. Около двора стояло несколько разноцветных "жигулей", вокруг которых галдяще суетились женщины и детвора. Сам хозяин Челеб Николаевич Оглы стоял у ворот в синем жарком костюме, брюки заправлены в хромовые сапоги. Оглы был невысок, коренаст, смугл и носил окладистую бороду, в смоляную густоту которой уже вплелись
– Здорово, Челеб, - сказал Степанов.
– Далеко ли собрался?
Оглы крепко пожал руку Степанову, бережно - Ворожейкину, кивком поздоровался с Кононыкиным.
– Кочевать будем, - просто объяснил он.
– Поздно собрался, - заметил Степанов.
– Далеко ли за сутки укочуешь? Цыган махнул рукой:
– Какая разница? Положено так. Деды кочевали, отцы кочевали, мы тоже поедем. Цыган смерть в дороге встречать должен.
– Он неожиданно подмигнул Степанову.
– Или в драке. Выедем, найдем место у речки, поставим табор. Я шатер не выбрасывал, так и лежит он на чердаке. Вот, понадобился...
Маленький черноглазый цыганенок нес вслед за матерью пуховую подушку. Подушка была большая, она мешала мальчишке поспешать за женщиной, но цыганенок старался не отставать и для того водрузил подушку себе на голову, семеня за матерью мелкими путающимися шажками. Мальчуган смотрелся уморительно, и от этого горький комок вставал в горле и щемило в груди.
– Ладно, - отворачиваясь, сказал Дима Кононыкин. Сейчас он выглядел совсем по-мальчишески - взъерошенный, лопоухий и в мелких веснушках, он смотрел на происходящее вокруг растерянно и обиженно.
– Пойду я...
– Детей жалко, - сказал цыган Челеб у него за спиной.
– Ну, нас бы судил. Мы-то вроде привыкли! Их-то зачем?
Дверь в дом, где жили Лукины, была открыта, и из коридора слышался спокойный баритон Юрия:
– ...Съехали с моста, тут видим - вторая волна идет. Такая туча! На полнеба. Водитель по газам, а около моста через канал она нас догнала. Мы и опомниться не успели, а все вокруг саранча усеяла. Как снег с неба посыпалась. Лесополоса стеной стала, только зеленая и шевелится, словно живая. Бетонку забило так, что как по воде едешь. И хруст стоит. Представляешь, Котенок? Почти до поселка по саранче ехали. Думали, что и в Россошках такое. Доезжаем до пруда, а там чисто. Ни одного насекомого нет. И деревья в зелени стоят. Представляешь?
– Можно?
– спросил Кононыкин и постучался в притолоку.
– Входите, - сказала из комнаты Катя. Дмитрий вошел. Катя сидела на тахте, а ее муж присел на краешек стола и смотрел на Кононыкина тревожными серыми глазами.
– Привет, Юра. Ты когда приехал?
– спросил Дмитрий.
– Утром сегодня, - сказал Лукин.
– С первым автобусом.Сергей Синякин
– А они еще ходят?
– удивился Кононыкин.
– Я думал, что в городе вообще никто на работу не вышел!
– Да нет, - сказал Юра.
– С утра-то все пошли. Хотя бы для того, чтобы новости узнать.
– Кстати, - оживился Кононыкин, - а какие новости?
– Плохие.
– Юра Лукин слез со стола и прошелся по комнате, держа руки в карманах брюк.
– Никто ничего не знает, во всех церквах столпотворение настоящее. Бизнесмены по попам с портфелями денег бегают, а кому они сейчас, эти деньги, нужны?
– Он помолчал.
– Говорят, вода в Волге черная и густая, как деготь. Сам я не видел, но сосед отца рассказывал... Всю минералку в киосках скупили. Давка страшная, кое-где даже драки случались. В магазинах и библиотеках всю религиозную литературу разобрали, только поздновато, наверное, ее изучать. Раньше надо было!