Время библиоскопов. Современность в зеркале книжной культуры
Шрифт:
Идеологическая мотивация заявляет вивисекцию книг как некий социальный жест. Скажем, упомянутый горный пейзаж из Британской энциклопедии описан в прессе как «реакция художника на известие о том, что после 244 лет издание больше не будет выпускаться», и как демонстрация того, что «люди перестали видеть в литературе источник знаний и обращаются с книгами уже не так бережно, как две сотни лет назад». Да уж, точно…
Дизайнер Люси Норман представляет свои люстры из книг как акты «спасения от жалкой участи быть выброшенными». А художница Кайли Стиллман мыслит вырезание орнаментов на книжных корешках как «возвращение книг природе». Такое вот радение о судьбах словесности.
Персонаж романа Элиаса
Обломки покосившихся, кривых и шершавых стен, на которых между кусками цемента, мелкими ракушками, тёмными лишайниками, выжженными солнцем и снова смоченными дождём, я разглядел слипшиеся и отвердевшие, как хрящи у рыбы, страницы с расплывшимися, нечитаемыми буквами, корешок энциклопедии, разбухшую белую пену книги в бумажном переплёте с волнистыми бесформенными краями. ‹…› Каждый том торчал из дюны, как зловещий труп. Бумага и слова, пересохшие чернила, переплёты, прогрызенные насекомыми, прорывшими между страницами и главами сотни тонких, замысловатых туннелей.
Возможно, ответ содержится в концептуальной мотивировке арт-экспериментов с Книгой, которая придаёт им статус стройных художественных теорий. Например, «книжный хирург» Брайан Деттмер заявляет: «В своей работе я выношу содержание книги наружу, таким образом, книга не умирает, но наоборот – начинает говорить вслух» – и сравнивает свой творческий процесс с аутопсией, посмертным вскрытием и исследованием тела.
Творение Томаса Энгартнера «Meaning Minus Truth Conditions» – пол из книг и книжное гнездо – символизирует процесс формирования личности читателя и жизненный фундамент, созданный всем прочитанным. Покетбуки, превращаемые Терри Бордером в скульптурные подобия главных героев произведений, воплощают идею «беспомощности» книги и необходимости придания ей «дополнительного функционала». Франческа Лав вырезает фрагменты книжных страниц, выражая таким образом «стремление избавиться от всей ненужной информации, которую навязывают в обществе каждый день».
А. Корцер-Робинсон «Анатомия Грея»
Книжный скульптор Джонатан Коллан полагает, что «большинство предметов не кажутся настоящими до тех пор, пока он не разберётся, что же у них внутри». Дизайнер Райан Новлайн создал вечернее платье из десятков иллюстраций детской книжной серии «Golden Book», соединённых позолоченной металлической нитью. Как сообщается в релизе, «любимые американцами сказки приобрели вторую жизнь в складках красивой одежды». Маргарет Вили назвала связанную ею тунику из разрезанных на полоски страниц «Нового Завета» соединением традиционно женского занятия с идеей доминирования мужчин в христианской религии…
Подобные декларации звучат как минимум красиво, а для многих и убедительно. По крайней мере, желающих возражать или хотя бы спорить особо не находится. Однако, пожалуй, самое неуязвимое обоснование книжного апциклинга – конспирологическое: творческие опыты с книгами относят к эзотерике и определяют как ключ к
Что же получается? Современный художник при желании всегда найдет «код под крышечкой», даже если его там нет, либо на худой конец изобретёт собственный код и заботливо поместит под крышечку актуального искусства.
Отслоение амальгамы
Когда эксперименты описаны и объяснения экспериментаторов выслушаны, возникает следующий вопрос: почему же то, что раньше расценивалось как вандализм, ныне становится легитимной творческой практикой? Перепроизводство полиграфической продукции, развитие информационных технологий, виртуализация культуры, увеличение числа текстовых носителей и расширение их функционала – всё это уничтожило образ Книги как сверхвещи и суперценности, дискредитировало представления о её уникальности и незаменимости. Утрачивается и значимость отдельно взятой, конкретной книги, потому что в ридере и других электронных устройствах для чтения все тексты выглядят одинаково. Букридер воплощает образ единой универсальной «книги книг», «мировой библиотеки», поскольку в него можно закачать множество самых разных текстов.
Книги не перестали быть зеркалами эпохи, но у этих зеркал началось отслоение амальгамы. Архетип Книги деформируется, мутирует, дробится на множество производных объектов. Вторичные книгоподобные сущности заполняют и заполняют культурное пространство. Похоже на размножение раковых клеток, болезненные новообразования в культуре – онкологос.
Теряя индивидуальность и заменяясь виртуальными квазианалогами, книга становится основой для создания других предметов. И это вполне закономерно. Логика дизайнеров исходит из реально сложившихся социокультурных обстоятельств. Пост-одичание – это победа технологии над онтологией. Современности не важны никакие первоосновы – значимы лишь новые культурные формы.
Оплот классического искусства – традиции, опора постиндустриального искусства – тенденции. Следование веяниям времени, социальным заказам, изменчивым модным образцам. Установка на совершенствование индивидуального мастерства сменяется установкой на изобретение всё новых и новых техник. Книга сама по себе уже как бы «несовременна», «скучна», «неинтересна». Только чтения уже вроде недостаточно – хочется резать, рвать, разрисовывать. И тех, кого прежде презрительно называли библиоферами и библиокластами, нынче стали почётно именовать бук-карверами.
Библиофер (лат. versus – против) – человек, использующий книги не по назначению.
Библиокласт (греч. klastein – ругать) – человек, одержимый стремлением портить или уничтожать книги.
При этом едва ли не более, чем конечный результат, оказывается значим сам процесс. А ещё – представление об этом процессе его участников (художников, дизайнеров, инженеров) и фиксаторов (журналистов, искусствоведов, арт-критиков). Арт-объектом становится и альтербук (видоизменённая книга), и бук-карвинг (процедура её создания). «Общество традиций» ценило апогей творческой деятельности, итоговую завершённость культурных форм. В «обществе тенденций» становятся самоценны прелюдия творчества и отдельные его процедуры.