Время Бояна
Шрифт:
«ВСЁ ПРОРОЧИТ, ЧТО БУДУ Я БЕССТРАШНЫМ ПЕВЦОМ…»
Во имя любви и жизни
Доброта и мужественность, красота и честность. Тысячелетиями природа и общество гранили в человеке эти качества. Суровые мастера — войны за существование и выживание, борьба с голодом и болезнями — выковывали в народах «опорные конструкции», позволяющие сохранять энергию и жизнестойкость. И — постоянный труд — тяжелый, повседневный — в семье, в государстве — чтобы поддерживать огонь жизни, создавать задел будущим поколениям, оправдывать звание человека.
Настоящие поэты, художники, музыканты — драгоценные кристаллы, выращенные временем, камни, ограненные трудом
Так думаю я, размышляя о судьбе поэта Валентина Сорокина. Талант его — уральская горная река, стремительно мчащаяся по каменьям жизни, осыпающая холодом прозрачных искр, то шумящая водопадом, то вдруг стихающая на равнине, но всегда наполненная целебной водой живого слова. Талант его — обжигающий, ревущий огонь мартена, и спокойный, прирученный огонь деревенской печи, и — костер в лесу, ласково согревающий влюблённых, искавших уединения и уюта в одинокости жизни. Талант его — ветер странствий, беспокойства, ветер беды и горя, славно погулявший над Русью XX века, ветер, летящий от древних славянских курганов до заброшенных русских обелисков в опустелых деревнях «неперспективной России»…
Березы, желтые березы, Тоска обветренных полей! Едва я сдерживаю слёзы, Следя за стаей журавлей. Вон машут крыльями печально Сквозь ночи длинные и дни, О как тревожно, как прощально Кричат над сёлами они!Написал это молодой, двадцатидвухлетний парень, в других стихах чуть бравирующий своей, тяжело добытой самостоятельностью («мы — простые парни, работяги, дышим вечным пламенем отваги»), конечно же, знающий Маяковского, но влюблённый в полузапрещенного Есенина… «Я последний поэт деревни», — рязанский пророк оказался прав, пусть даже родное его Константиново уцелело. А вот казачий хутор Ивашла (и еще около 70 других из одного только Зилаирского района Башкирии, откуда родом Валентин Сорокин) сгинул, растворился после Великой войны. Журавли потеряли ориентиры — вырублены леса, пропали болота — некуда им возвращаться. Да и не нужны они теперь — на всякую перелетную птаху «цивилизованный человек» смотрит сейчас взглядом даже не охотника — ветеринара… Но кто же угодней Богу — ни в чем не повинные птицы, или так называемый «царь природы», променявший доброту на жадность, мужественность на бесполость, красоту на «стильность», а честность выкорчевавший у себя из души с корнем?!..
Что есть поэт? Как должен жить писатель? И для чего человеку дано слово? — простые, повседневные вопросы, и, кажется, что ответы на них давно известны, но почему же человечество так заблудилось, сбилось с пути, устраивая жизнь на планете Земля? И почему народы, достигшие высот в искусствах, так быстро покидали «историческую сцену» — словно бы они выговаривали, выбалтывали главную тайну своей жизнестойкости?
Вечер теплый, вечер снежный, Вечер лунный и большой. Как мне быть с такою нежной, Непослушною душой. То поёт она, то плачет, То звенит во тьме густой. По равнине тройкой скачет, В небесах горит звездой.В московском метро взгляд мой упал на иллюстрированный журнал в руках немолодой, скромно одетой женщины. На фотографиях — свадьба в Кремле — дочь олигарха выходит замуж за сына бизнесмена. Четыре фургона подарков, загородный дом, квартира в два уровня в центре Москвы, друзья «скинулись» и
Молодые, но уже не юные, жених и невеста вряд ли задумываются — по труду ли им почести. Как же, папы «заработали»… А я вспоминала село Рассказово в Тамбовской области. Сельский клуб. В зале — местные жители, интеллигенция. Был литературный праздник, посвященный юбилею Сергеева-Ценского — писатель родом из этих мест. И как бы не пытались люди принарядиться к торжеству, придать своим лицам соответствующий «вид», печать тяжелого, неизбывного труда лежала на них. И в этой, сильно прореженной войнами и реформами, местности основная тяжесть удержания государства покоилась на их плечах — надо было растить детей, содержать семьи, ходить на выборы и обеспечивать «явку», и просто составлять часть усталого, но всё ещё большого народа, который называется «русские». Но на этих, с рыночной точки зрения, мало удачливых людей можно было положиться в любой беде, в любом деле. А на тех, кто гуляет свадьбы в Кремле?! Нет, они не на что не годны — люди для сериалов, для глянцевых журналов. Бабочки-однодневки.
Подайте саблю!.. Вот — рука моя: Да здравствуют мятежные края, От Красной Пресни до твердынь Китая! Восстань ты, Русь, единая, святая, И мы придем голодный люд утешить — Прорабов перестройки в сейфах вешать С банкирами, а из политбюро Ловить просионистских проституток, Кормить одной идеей десять суток И кока-колой сполоснуть нутро!Русские терпеливые люди — не быдло. Быдло — поэтики и писателишки, завернувшиеся в простыни «мифа», спрятавшиеся в нишу «вне политики», пригревшиеся под рясами церковных иерархов (глядишь, и в рай въедешь!), разливающие сладкие моря «патриотического елея» и ядовитые реки «либеральных свобод». Но — кто как живет, тот так и пишет, — говорит нам Валентин Сорокин. И я лично преклоняюсь перед его мужеством и отвагой — в самые суровые и безотрадные годы для России он не дипломатничал перед врагами, не кланялся державному ворью, не прогибался перед «победителями», не искал приюта у сомнительных батюшек, а всегда воевал за истину, за то, что ему дорого в слове. Зачастую оставаясь почти в полном одиночестве. Ну и что же?!
В миг, когда и я теряю силы, Если рядом нету никого, Я касаюсь мысленно могилы Прадеда и деда моего. Разве я не пил страданий чашу, Завтра снова ей не пустовать, — Кто-то должен за Россию нашу Под прицелом недруга вставать. Пахнет в мире порохом и кровью, И не зря твержу я наизусть: «Я клянусь терпеньем и любовью, Вечным светом Родины клянусь!» Травами клянусь и небесами, Как бы доля не была горька, И еще — огромными глазами Той, что ждет меня издалека.Есть уникальный талант — слышать даже не слово, а его зов, и идти ему навстречу, может быть, даже пренебрегая гибелью. Как это непохоже на словосочетания «профессиональный литератор», «писательский труд» и т. п.! Зов слова — это такой же голос, который манит альпиниста на вершину, а первопроходца в неоткрытые земли. Он, наверное, обманный, этот зов. Но он добавляет столько красок в самую серую и беспросветную действительность! Этот зов похож на зов правды, совести. Но какое это имеет отношение к «литературоведению», «жанру» и «форме» произведения?!