Время черной звезды
Шрифт:
Из его греческой скороговорки ей, как всегда, удалось понять от силы десять слов, но больше и не требовалось. Она поняла, с кем он говорит. Поняла главное. Он говорил с Феоной. Закончив, вышел из машины, осмотрел обочину – слева стена, справа обрыв, все стандартно, – выбрал подходящее место, прыгнул вниз, прямо туда, где топорщились непролазные дебри, и скрылся из виду.
Поесть, напомнила себе Ника. Самое время.
В пакете обнаружились два бутерброда с копченой осетриной, два бутерброда с ветчиной и два бутерброда с сыром. Она уплела их, запивая горячим ароматным
– Седан и фургон стоят на дороге, – сообщил ангел, вернувшись из разведки. – При них один человек. Водитель фургона. Гуляет, курит, смотрит по сторонам.
Ника не стала спрашивать, точно ли человек один и точно ли он – водитель фургона. Ей было достаточно того, что информация исходит от Филимона. Молча она ждала продолжения, глядя на него, как фанатик на идейного лидера.
– Надо снять его быстро, чтобы он не успел, увидев нас, по телефону или по рации предупредить своего босса, и тихо, чтобы в доме не услышали выстрела.
– Ты сделаешь это, Филимон?
– Да, если мне удастся подобраться к нему незамеченным.
– То есть… его надо отвлечь?
– Точно.
Ника обдумала его слова.
– Я могу… – Прикусила губу и хихикнула. – Я могу показать ему сиськи.
Всего одно мгновение Филимон глядел на нее во все глаза, после чего запрокинул свою огромную голову и расхохотался. Хорошо, что окна в машине были уже плотно закрыты.
– Это подойдет? – застенчиво спросила Ника, когда он поутих.
– Да, – ответил Филимон, вытирая кулачищем слезящиеся от смеха глаза. – Вы хорошая пара, ты и он. Теперь я вижу, хорошая.
Они посовещались. Уяснив свою задачу, Ника выскользнула из «Гольфа», скатилась по склону там же, где недавно показывал чудеса акробатики Филимон, и отважно полезла в торчащий повсюду, насколько хватало глаз, унылый жесткий кустарник.
Дальнейшее прошло как по маслу. Притаившись среди ветвей, Ника любовалась статной фигурой водителя (если это и впрямь был водитель) до тех пор, пока не заметила, как выбравшийся из зарослей Филимон шмыгнул за кузов фургона, держа в руках предмет, здорово напоминающий булыжник. Потом разделась до пояса, аккуратно сложив на плоском выступе скалы, как на табурете, жилет, свитер и блузку. С ближайшего кривого деревца за ней внимательно наблюдал синий каменный дрозд. «Пожелай мне удачи», – тихо сказала Ника дрозду, поднялась на обочину и, непринужденно помахивая белым кружевным бюстгальтером, модельной походкой двинулась по краю дороги в направлении фургона. Широкоплечий мужчина в короткой «летной» куртке как раз догулял до задних колес фургона и уже начал разворачиваться, чтобы гулять в другую сторону. При виде полуголой блондинки на фоне горного ландшафта он застыл, разинув рот, и этого мгновения Филимону хватило, чтобы выступить из-за фургона и сразить его ударом в висок.
Ника остановилась. Присев на корточки, Филимон осмотрел поверженного врага, коснулся пальцами его горла, встал и одним выразительным жестом объявил об успехе операции.
Губы Ники раздвинулись в холодной улыбке. Если бы она видела себя со стороны, удивилась бы, насколько эта улыбка похожа на улыбку Деметриоса, когда он особенно зол. Кожа ее груди, шеи, спины ощущала движение чистого студеного воздуха, но что она замерзла,
– Я готова, – произнесла Ника вслух, хотя, пожалуй, не смогла бы объяснить, к чему собственно.
Одеваясь, она смеялась. Резким, неприятным смехом человека, который оставил себя прежнего далеко позади.
Застегнув крючки мехового жилета, опять улыбнулась зимнему небу, в котором широкими кругами парили два белоголовых сипа, и прошептала:
– Твоя очередь, Феона. Иди же, давай. Помоги ему, греческая стервь, и я уступлю его тебе на пару часов. Если он еще жив.
22
Деметриос пришел в себя от того, что ему лили воду на лицо. Вода струилась по скулам и подбородку, раздражая ожоги и ссадины, затекая в уши. Его сотряс кашель, от которого заболели все внутренности. Водопад прекратился.
– Ну как он, в порядке? – донесся до слуха скрежещущий, механический голос, словно принадлежащий роботу.
И многократное эхо: «…рядке…рядке…рядке».
О ком они говорят?
Он шевельнулся, поднял руки, ощупал сначала себя, затем пространство вокруг. До чего смог дотянуться. До чего не смог, решил оставить как есть.
– Да, – ответом был такой же скрежет железа по стеклу. – Крепкий парень. Впрочем, я вас предупреждал.
– Он не выглядит героем.
– Герои никогда не выглядят героями. Или что вы хотели увидеть? Табличку с надписью «я – герой»?
– Тебе он, похоже, нравится.
– Больше, чем вы, босс, если честно.
На этом месте Деметриос не выдержал и засмеялся. Он вспомнил, где находится и почему.
Его подняли с пола и усадили на табуретку. Опять. Черт возьми… Стараясь дышать медленно и ровно, он сидел, слегка наклонив голову, и смотрел исподлобья на нервно курящего в углу дивана Яворского.
– Как самочувствие? – каркнул Яворский и выпустил в его сторону клуб сизого табачного дыма.
– Надо думать, это был твой искрометный юмор, – отозвался Деметриос.
– Дмитрий, давай начистоту.
– Давай.
– Я понимаю, теперь уже нет смысла убеждать тебя быть нашим проводником на земле или под землей. Вероника улизнула. Ты молодец. – Он сделал паузу, чтобы затянуться. – И я готов признать свое поражение. Но. Пойми, я собирался жениться на этой женщине. Позволь мне увидеться с ней еще хотя бы раз. В твоем присутствии, разумеется. После этого я уеду из Греции и больше никогда не напомню о себе.
Деметриос хранил молчание.
– Только мы втроем. В городе, на людях. Ну чем это может ей повредить? Подумай сам. Я же не бэтмен какой-нибудь, не терминатор…
Ни слова в ответ.
– Я хочу покончить с этим, ты тоже, – гнул свое Яворский. – Соглашайся, Дмитрий, иначе…
Тот слегка вздохнул. Лицо его было покрыто корками запекшейся крови. Слева около уха темнел синяк.
– Иначе я буду вынужден настаивать, – закончил Яворский. – Это важно для меня.
Знакомый стук каблуков. Деметриос хотел взглянуть на нее – хотя бы для того, чтобы понять, чувствует ли она себя удовлетворенной, – и в то же время не хотел. Слишком тяжело. Подойдя вплотную, Иокаста протянула ему кружку, на три четверти полную минеральной воды.