Время для жизни 2

taramans

Вот только Иван краем глаза заметил в зале приподнятую в удивлении бровь, и светло-голубые, льдистые глаза Насти.

— Но это — не окончание нашей истории, друзья! Чем же закончится это повествование? — зашелся соловьем Калошин.

Варя отошла в сторону, приняла вид, подобающий следующей песне. Косов, взяв в руки гитару, снова подмигнул гармонистам, и:

— Ну что ты смотришь на меня в упор?

Я твоих не испугаюсь глаз!

Давай закончим этот разговор,

Оборвав его в последний раз!

«Фу-у-у-х…

как же выматывают эти, очень недолгие минуты на сцене! Легче на спортплощадке часа два провести, с полной нагрузкой!».

Косов заскочил в гримерку, скинул с плеч пиджак, с неудовольствием почувствовав, как прилипла от пота на спине рубаха. Сюда же зашла Варя. Тоже перевела дух:

— Ты хорошо спел. И отыграл тоже — замечательно!

Потом закурила, и, не глядя на Косова:

— Меня Калошин предупредил, чтобы я вела себя с тобой здесь… по-дружески! — женщина хмыкнула, — А ты, Ваня, оказывается — жох! И здесь не теряешься!

Косов не знал, что сказать, а потому — промолчал.

— А ты знаешь, я ее узнала в зале! Представь, узнала! Она сидит в центре, в третьем ряду, ближе к краю. В компании с другими женщинами…

Иван удивился:

— Как же ты могла ее узнать? Ты же не видела ее ни разу, даже не знала о ее существовании!

Варя засмеялась, но… как-то недобро.

— А вот! Сначала почувствовала что-то… Потом… Потом поймала взгляд, такой — очень интересный взгляд! Очень внимательный и изучающий! А потом… прямо вот — смотрит своими льдинками, аж мурашки по коже! А она красивая. Только какая-то… бледная! И глаза у нее, Ванечка… ой-ой-ой! Тебе нужно быть крайне осторожным! Даже боюсь за тебя, дружок!

Варя снова засмеялась, а Иван почувствовал, как что-то изменилось в ее отношении к нему. Куда-то ушла теплота. Перед ним, как и прежде, стояла красивая и стервозная Конева. Та Варенька, которая столько «крутила» им в Красно-Сибирске, мотала ему нервы, водила за нос.

«М-да… а что ты хотел? Треугольник… он такой! И как я буду выпутываться из этого — даже не представляю! Нет, Варя, похоже, сделала вывод и стала прежней Коневой. Все! Ушла в раковину и хрен тебе больше, а не теплых, сердечных отношений! Теперь еще предстоит с Настей разбираться!».

Концерт продолжался. Калошин и Варя попеременно выходили на сцену, отрабатывали номера.

В перерыве, в гримерке стало сначала шумно, но потом повисшая гнетом атмосфера повлияла и на музыкантов, они притихли, переговаривались негромко и лишь искоса поглядывали с удивлением на Косова, Варю, и старавшегося держаться непринужденно Калошина.

Иван же короткими, небольшими глотками добивал остатки коньяка во фляжке, и постоянно курил.

В окончании концерта вновь Косову «подсудобил» Калошин. Вызвав всех артистов на сцену, заставил подойти к краю, и двинул спич:

— Дорогие друзья! Вот и подошел к концу наш концерт! Мы были рады выступать для вас! Спасибо вам, наши дорогие, такие благодарные и сердечные слушатели! А еще я бы хотел поблагодарить от всех нас, артистов, одного замечательного человека! Человека, благодаря которому

стал возможным и этот концерт, и все концерты нашего коллектива вообще! Человека, который и написал все прозвучавшие перед вами песни! Они вам понравились? Ну, конечно же! Как они могут не понравиться?! А уж нам-то они как нравятся! Вот это человек! Это курсант вашего училища — Иван Косов!

Косову, уже переодевшемуся и стоявшему на сцене в форме, было — крайне неловко! Он не знал куда себя деть под взглядами сотен людей! Но — не убежишь же?! А потому оставалось лишь краснеть мордой и играть желваками, подавляя в себе жгучее желание начистить морду одному приятелю!

А Калошин продолжать изливаться елеем:

— Вам должно быть неизвестно, но этим молодым парнем уже написаны более сорока песен! И каких песен?! Эти песни исполняем не только мы! Песни эти звучат по радио, вы слышите их на пластинках. Их исполняет Изабелла Юрьева, их поет Вадим Козин. Они вошли в репертуар многих наших знаменитых певцов и певиц! Мне даже шепнули недавно, что и Леонид Утесов заинтересовался некоторыми песнями Ивана Косова.

«Пиздец! Кино и немцы! Когда же он уже заткнется-то?».

— Вот такой необычный курсант учиться в стенах вашего заведения, друзья мои! Иван! — обратился Калошин к пунцовому от смущения ворюге, — Я хочу поблагодарить тебя! От себя, от Вари Коневой, от всех нас! А также — от лица наших слушателей и поклонников! Спасибо тебе, дорогой!

Калошин порывисто подошел к Ивану, крепко обнял и троекратно расцеловал.

«Хорошо еще, что не в губы!».

Но Косов поспешил — второй его обняла Варенька. И вот она уже — не стеснялась! Впилась в его губы довольно долгим поцелуем, закончив его громкими словами:

— Это лишь то немногое, чем я могу поблагодарить тебя, Ваня!

Зал оживленно гудел, обменивался мнениями, хлопал, улыбался, недоумевал. А Иван, среди всей этой вакханалии, чувствовал, как его буравит взгляд одного человека. И внутренний голос повторял раз за разом: «Шо делать? Шо делать? Как дальше жить-то? Вот что значит — задница горит! Ну, Калошин! Ну, сцука нехорошая! Отблагодарил, мля!».

Потом Калошин постарался чуть успокоить зал:

— Дорогие друзья! Закончить наш концерт мы хотели бы новой песней… конечно же — нашего автора! Песней, которой мы будем заканчивать теперь все наши концерты! Ребята! По местам! Приготовились… И-и-и… раз-два-три!

— Ночью звезды вдаль плывут по синим рекам,

Утром звезды гаснут без следа.

Только песня остается с человеком,

Песня — верный друг твой навсегда…

Пели все вместе — Калошин, Варя, музыканты. У них здорово получалось! Только Косов стоял и чего-то жевал губами, не отойдя еще от такой мощной «подставы», которую ему организовал Игорек Калошин.

Потом… потом в гримерке было много каких-то людей. Им трясли руки, Вареньке их, ручки то есть, целовали; все высказывались, насколько понравился всем концерт. Груздев и Верейкис — тоже здесь были. И руку Ивану — пожали, только уже как-то… без особой радости. А комиссар шепнул на ухо: