Время дня: ночь
Шрифт:
"Заметёт на привод… Привод — в расход… В расход — на развод… В развод — на Завод… На Завод — Завод… Завод — на Завод… Завод — в Завод… Кругом Завод… Один Завод… Течёт Завод… Родной Завод… Опять Завод…" — пела метла бабьим голосом Зыкиной.
Так и не дождавшись конца передачи, Саша выключил радио, снова открыл окно.
На улице было тихо. Никаких огней, никаких космических кораблей, летательных аппаратов, птиц… Не было видно и кумача с Брежневским ликом.
Только звуки метлы усилились, будто дворник продвинулся из-за угла соседнего
И Саша снова высунулся из окна, посмотрел на балкон, где недавно скандировал дядя Коля.
И там никого не было…
Вдруг Саша увидел милицейский "газик", проехавший мимо мусорных контейнеров и дворника, прервавшего свою работу и отошедшего на обочину, чтобы пропустить машину.
"Вот, значит, куда он гнал мусор!" — догадался Саша. — "Конечно, к контейнерам! Чтобы потом ближе было носить…"
"Газик" скрипнул тормозами, повернул за дом, объезжая вокруг, взвизгнул в утренней тишине шестернями не вошедшего сцепления.
"Значит уже пять часов!" — подумал Сашка — и бросился вон из комнаты в коридор, оттуда — за дверь, на лестницу, вбежал на пролёт вверх, распахнул окно…
У его подъезда только что остановился "газик". Из него вылезли два милиционера, с двойным эхом, отразившимся от здания школы, что напротив, хлопнули вразнобой дверцами.
И тут откуда-то снизу до Сашиного слуха донёсся тот же смешанный многоязычный говор, будто неожиданно распахнули дверь квартиры, полной гостей, чтобы впустить кого-то ещё, вновь прибывшего.
Не долго думая, Сашка бросился вниз по лестнице, навстречу голосам и… милиционерам, уже вошедшим в подъезд и поднимавшимся вверх, чтобы его арестовать.
На лестничной площадке третьего этажа действительно оказалось много людей, по праздничному пёстро одетых, возбуждённых, что-то оживлённо говоривших друг другу. Саша поспешил смешаться с ними, войти в квартиру, из которой они вышли.
Когда он оказался внутри и оглянулся на дверь, через которую только что прошёл, то увидел, как двое, в фуражках, потеснили столпившихся людей на лестничной площадке и, нисколько не обращая ни на кого внимания, прошли мимо, стали подниматься выше.
Саша сделал ещё шаг вглубь квартиры и натолкнулся на человека, который взял его за руку и приветствовал по-английски: "Welcome то America!"
И тогда Саша проснулся.
Было утро 2 июля 1977 года.
Из открытого окна доносился тот же мерный, как ход часов, громкий шелест метлы дворника. А за дверью его комнаты, в коридоре, кто-то дёргал и толкал наружную дверь.
Разом всё вспомнилось. Саша взглянул на будильник. Было пять минут шестого.
"Значит, и правда, сговорились! Предали!" — кровь бросилась в голову.
Он кинулся к своему телефону, стал набирать номер дворника.
Долго никто не поднимал трубку.
"Эх! Надо было с вечера предупредить, что буду звонить!" — подумал Саша, и услышал, как в коридоре захромал отец.
— Сейчас! Я сейчас открою! — прохрипел он, кашляя. — Куда ж, это, ключ
Наконец трубку подняла Володина мать.
— Он спит! — сказала она. — Кто звонит?
— Скажите, что звонил Саша, — сказал юноша, стараясь говорить тише.
— Какой Саша? — сонный старческий голос готов был оборваться, пропасть за короткими гудками.
— Волгин Саша! — проговорил Сашка громко. — Скажите, что за мной пришли!
И выделив "пришли", он понял, что не понять этого нельзя, что понимать больше и не нужно, и что того, что он сказал вполне достаточно. И тогда повесил трубку.
Каким-то образом отец нашёл ключ, видимо другой, свой, и Саша услышал, как открылась наружная дверь.
Сразу же в его комнате оказались два милиционера.
— Волгин Александр Иванович? — спросил один из них.
Саша, стоя в трусах и майке, молчал.
— Собирайся в 91-ое!
В этот момент зазвонил телефон.
— Что это? Кто?! — всполошился милиционер и вопросительно взглянул на Ивана Михайловича, стоявшего в коридоре.
Сашкин отец пожал плечами.
Саша догадался, что звонит Володя.
— Проверка! — пояснил он, вспомнив вдруг свой заводской юмор, когда он с Игорем и Машкой открывали друг у друга столы и смотрели, что у кого появилось нового со свалки; и когда находили что-нибудь, то ради шутки, не взирая на протесты хозяина, "сводили на нет" находку — портили или корёжили радиодеталь при помощи кусачек или отвёртки…
И будто поверив ему, милиционер схватил трубку телефона.
— Алло! Романов слушает!
Но ему никто не отвечал.
"Немая сцена": трое в полутёмной комнате, едва помещаясь: Сашка, в трусах и майке, два милиционера в фуражках; через дверь, в коридоре — родители: мать, в халате, отец, в наспех натянутых брюках и майке, — освещённые светом из прихожей; — все ждали развязки…
— Всё в порядке! — сказал Сашка с издёвкой в голосе. — Аппаратура работает нормально!
— Какая аппаратура? — удивился милиционер, продолжая держать трубку. Он взглянул на полу-самодельный телефон без корпуса, на ворох проводов, без дела лежавших рядом с ним, на катушечный магнитофон и радиоприёмник. — Небось всё под током? — кивнул он на провода, аккуратно положил трубку обратно на рычаги, сделанный из детского конструктора, взглянул на юношу. — Кто звонил?
— А у вас документы есть? — спросил Саша.
— Какие документы?
— Ну… такие… Как они там у вас называются?… Ордер на обыск… Или на арест… Или хотя бы повестка…
— В милиции выпишут! Одевайся! — пришёл в себя мент. — Мне приказано тебя доставить в Отделение!
Саша стал одеваться. За окном всё так же мела метла, уже удалившаяся за дом, прочь от контейнеров туда, где несколько минут назад проехал "газик", скрипя тормозами и визжа шестернями сцепления.
"Нет… Всё-таки я был не прав…" — подумал Саша. — "Куда же дворник теперь денет весь мусор?" До помойки-то, поди, далеко таскать…"