Время дня: ночь
Шрифт:
— Понимаю… — ответил Саша тихо, в лад елейной речи начальника милиции.
— Ты, наверное, смотрел фильмы про чекистов и наслышан о том, как обращаются с теми, кто попадает на Лубянку? — так же спокойно задал он вопрос и замолчал в ожидании подтверждения.
— Да… — ответил юноша.
— Наверное, ты наслушался о "правах человека", думаешь, что будешь кому-то нужен… — продолжал начальник всё тем же тоном. — Вся жизнь у тебя, парень, ещё впереди… А тут — всё перечеркнёшь… Сгноят в психбольнице… И ведь никуда не денешься… Даже родители теперь тебе не в силах помочь… Всё равно из тебя вытянут всё, что нужно. Лучше говори
"Как же! Отпустите так сразу! " — подумал Саша, — "Так я и поверил! Нет, вы ещё не весь спектакль разыграли! Ведь ещё не было серьёзных угроз!"
И Саша почувствовал, вдруг, даже какое-то разочарование от того, что представил себя выходящим из милиции, возвращающимся домой, с чувством совершённого предательства к родителям, которые тоже его предали… Нет! Ему вовсе не хотелось сейчас возвращаться домой! Нет! Теперь не может всё так легко обойтись!
— …И тогда на этом, я тебе лично обещаю, дело против тебя будет закрыто… — продолжал увещевать начальник милиции. — И товарищ Невмянов тебя отпустит домой… Так ведь? — Он вопросительно посмотрел на кагебэшника.
Но его товарищ почему-то даже не подыграл коллеге, не сказал "да", считая, видимо, что сломить Сашку должен отнюдь не какой-то начальник районного Отделения милиции.
"Ах, вот оно что!" — Сашку только сейчас неожиданно и со всей очевидностью озарила догадка. — "Они же хотят инкриминировать кражу всем моим друзьям, раскрутить громкий процесс, очернить и дискредитировать верующих, выплыть на гребне поднятой волны, выслужиться перед начальством, заработать лычки на погонах! А из меня сделать стукача и лже-свидетеля! Уж тогда-то точно, не отпустят… Тогда-то буду бегать, как шавка, по их первому зову… Сам-то по себе я им даже и не нужен… Они хотят подцепить Санитара, о котором, видно, сообщила мать… Полагают, что я должен перед ними трепетать, умирать от страха…
Саша внутренне возмутился, но удержался, чтобы среагировать на змеиные уловки, и следуя своей теории защиты, снова промолчал, лишь настроился внутренне на худшее, приготовился вытерпеть всё и до конца — как бы ни повернулось дело. Ему вдруг стало любопытно, чем всё может закончиться: захотелось испытать себя, кто он: человек или мразь. Не так часто жизнь предоставляет такой классический случай, так хорошо иллюстрированный в фильмах про стойких революционеров, брошенных в жандармские застенки, или про пытки советских пленных в гестапо…
Эта параллель, пришедшая юноше в голову, невольно вызвала у него улыбку: "Вот, теперь, и он — как все они, до него… "
"Кто же тогда эти?" — подумал он и взглянул на Невмянова, — "Жандармы? Фашисты?"
— Ах, тебе, блядь, смешно!!!" — и кагебэшник, всё это время пожиравший глазами свою жертву, вдруг неожиданно поднял кулак и опустил его Сашке на голову — так, как со злости или от досады ударяют по столу. И тут же, не медля ни секунды, он нанёс другой удар: его кулак больно ударил по правой Сашкиной скуле,
От боли Саша схватился было за шею, но быстро отпустил руку, не желая показывать, как ему больно, положил назад, на колено.
"Ах, вот как?!" — подумал он, глядя, как оба начальника замерили комнату шагами, а он, однако, продолжал сидеть, не издав ни звука. — "Нет, вы не жандармы и не фашисты! Вы хуже! Вы — чекисты!"
— Ну! Будешь говорить?! — Невмянов снова стоял рядом, согнувшись перед Сашкой и приблизив жирное лицо, с азиатским разрезом глаз, к Сашиному.
"Так ведь я этого ждал!" — подумал Саша. — "Иначе и быть не могло! Главное не показывать вида, что боюсь и что мне больно. Иначе — пропал!"
— Что вы хотите от меня?
— Называй, кто твои сообщники! Называй имена всех твоих знакомых, друзей! К кому ты ездил в Киев? Адреса… Имена… Телефоны… Кто звонил, когда пришли тебя арестовывать? Где был вчера? Куда уезжал на велосипеде?
— У меня нет сообщников… Я не обкрадывал своих родителей…
— Врёшь!
— Нет, не вру. Я врал бы, если бы стал говорить то, что вы от меня требуете!
Невмянов схватил Сашку за волосы, стал трясти, больно мотать голову из стороны в сторону.
— Говори, сучий сын! Сгною! Живым не вернёшься, падло!
Он бросил Сашкину голову, особенно рванув напоследок волосы, отошёл.
— Ну?! — грозно повторил он, резко возвращаясь и уставившись волчьими глазами в глаза Сашки.
Подследственный, не моргнув продолжал смотреть в лицо зверя. Он уже научился выдерживать взгляд психиатра, когда на вопрос: "А сегодня ты пил таблетки?" — отвечал искренне: "Да", потому что действительно их пил, хотя и специально для этого случая", и потому не отводил глаз от пожиравших его зрачков врачихи…
Невмянов выпрямился, шагнул в сторону, резко дёрнул дверь.
— Васнецов!
Через пол минуты вошёл молодой милиционер, что привёл Сашку.
"Небось, недавно только Школу Милиции закончил", — подумал Саша. — "Думал, верно, что будет защищать людей, стоять на страже законности, заниматься благородным делом…"
Милиционер взглянул на Сашку.
— Увести! — приказал кагебэшник.
Саша поднялся и направился к двери.
Его продержали в той же камере ещё несколько часов. Саша потерял счёт времени. Однако, решив дотерпеть до конца, он даже не испытывал чувства голода. Лишь в голове творилось невообразимое. Всё это время его мозг не переставал прокручивать детали прошедшего допроса, прочно засевшие в памяти до мелочей, включая интонации прокураторов. Голова болела от утомления, усталости, недосыпа. Тело чесалось от клопиных укусов, болела шея после нанесённого удара…
Взглянув на окно, под потолком, ему вспомнилась комната Сони. Пришла на ум где-то слышанная фраза: "Лучше в тюрьме со Христом, чем без Христа на свободе". Неужели они полагают, что он выдаст им хотя бы одного человека?..
Саша закрыл глаза и ему отчётливо привиделось то, как он молился вместе с Соней. Как пламя свечи играло по стенам их тенями…
"Брат, тебе не следовало причащаться…" — всплыл в его сознании робкий упрёк девушки.
"Вот почему всё так обернулось!" — подумал он. — "Сначала хотел икону унести из храма, а потом, не покаявшись, причастился! И девушку подвёл… Уехал, а она там осталась… "