Время дня: ночь
Шрифт:
Саша стал мерить камеру шагами.
"Соня!.. Соня!.. Ведь она же — святая!.."
Второй допрос проходил наедине с Невмяновым в другой большой полу-тёмной комнате-зале, вероятно предназначенной для летучек или общих собраний сотрудников.
Кагебэшник опять угрожал, тряс парня за волосы, выкладывал перед ним лист бумаги и карандаш.
— Пиши явки! Немедленно! — кричал он.
Сашка сидел молча. Не отвечал, не двигался. И Невмянов подходил, бил по голове наотмашь, скользящим ударом.
"Это, чтобы следов не оставалось", — говорил про себя
Эта сцена повторилась раз пять. И "в бессильной злобе" один раз Невмянов зачем-то даже скомкал пустой лист бумаги, бросил под стол, но затем опомнился и положил перед Сашкой новый.
Парень уже устал бояться. И на вопрос: "Что же, у тебя совсем нет друзей?" — вдруг ответил:
— Почему нет? — Есть…
Следователь аж встрепенулся. Опять подбежал к нему. Хлопнул по листу ладонью.
— Пока всех не запишешь — не уйдёшь!
— Я не могу вам никого называть.
— Почему, твою мать?!..
— Видите ли, — вежливо, как ни в чём ни бывало, отвечал Саша, будто бы фашист, что находился с ним в одной комнате, вовсе не избивал его только что.
— Я не могу вам никого назвать, потому что следом за этим вы приведёте моих друзей сюда, точно так же, как меня. И будете так же с ними обращаться, как со мной, и — заставлять говорить о том, чего не было.
— Ах ты, блядь! — выматерился Невмянов, но уже не стал трясти парня за волосы или бить, обошёл вокруг своего стола.
— Кроме этого, — добавил вдруг Саша, — Мне не позволяет это делать моя религиозная совесть.
Невмянов сел в своё кресло, закурил, время от времени, метая разъярённые и одновременно недоуменные взгляды на Сашку.
— Я отправлю тебя в психушку, — тихо сказал он. — Твои родители будут не рады, что заявили на тебя. Но будет поздно…
Докурив сигарету, он снова подошёл к Сашке.
— Но до этого я тебя изуродую, — сказал он, приблизив свою физиономию почти вплотную.
— Признавайся! — закричал он опять. — Где был вчера? Кто научил, как себя вести? Только знай: это тебе не поможет!
Он опять отошёл, стал ходить по комнате. Чувствовалось, что и он устал. Разница между усталостью обоих заключалась в том, что следователь ничего толком не знал, в отличие от Сашки; он мог только угрожать. И работал он "по обязанности", тогда как Сашка защищался "по необходимости". И эта мысль вдруг напомнила юноше случай в дороге, свидетелем которого он был, когда добирался автостопом до города, где жила Соня.
В то время, как с десяток машин, в одной из которых ехал Саша, вытянулась в одну колонну, следуя за шедшим впереди трактором, а множество встречных не позволяли обогнать этот трактор, — вдруг появилась откуда-то сзади "Волга" и вклинилась прямо перед ними. Сашкин водитель выругался, но притормозил. Едва пропустив встречную машину, "Волга" обогнала следующую и перед самым носом другой встречной опять успела вклиниться в колонну. Обогнав также и трактор, она понеслась вперёд и скрылась из виду. А через пять минут, когда уже не было встречного потока, появился целый
"Не догонят!" — засмеялся водитель. — "Убегать быстрее, чем догонять!"
— Неужели ты и вправду веришь? — вдруг спросил Невмянов, усевшись за своим столом, будто на перекладине буквы "Т", у подножья которой, у торца другого стола, с листом чистой бумаги и карандашом, сидел Сашка.
— Да. Я верю. — ответил он, возвращаясь к действительности.
— Ну, и как же ты себе представляешь Его, Бога-то?
— Ну, конечно, — отвечал Саша, — Это не старик на облаке, как обычно думают многие. Бог — это всё равно что абстракция. Он невидим. Его нельзя увидеть так, как мы видим материальные предметы, например, этот стол, лист бумаги… О Его присутствии можно только догадываться…
— Абстракция! — усмехнулся "Понтий Пилат". — Значит Его нет!
— "Абстракция" — это лишь слово, — спохватился Саша. — Я просто хотел сказать, что Бога можно понимать подобно тому, как мы понимаем предметы абстрактной реальности… Например, законы математики или радиоволны, которые мы не можем воспринимать нашими органами чувств… Но сам Он — вовсе не абстракция… А лучше сказать — Реальность… И Его реальность более реальна, чем человеческая реальность… Потому что Он находится даже внутри каждого из нас…
Неожиданно следователь вскочил, подбежал к Сашке, схватил его за волосы и с особой яростью стал трясти и дёргать.
— Называй, сейчас же, сукин сын, свои явки! — кричал он. — Я тебя сгною в психбольнице! Что ты, думаешь, я шутки шучу? Я тебя, как Иисусика твоего распну, падло!.. — Он заматерился потоком ругательств, потом, наконец, перестав рвать Сашкины волосы, ударил его лбом по поверхности лакированного стола, добавил: — Посмотрю, что ты тогда запоёшь!.. — Снова вернулся на своё место, в который раз закурил.
— Вот я и говорю, — продолжал Саша, как ни в чём ни бывало, глядя в глаза следователю, — Хотя увидеть Его нельзя, но, ведь, это же не значит, что Его вовсе нет… Он есть. И это факт, от которого никуда не деться…
Юноша замолчал. Кагебэшник долго смотрел ему в глаза с каким-то тупым удивлением.
Вдруг он не выдержал взгляда, поворотил свои глаза вбок, и не глядя на Сашку, уже как-то по инерции, как заевшая пластинка, упавшим голосом повторил:
— Называй явки… С кем ездил? У кого останавливался? Кто звонил утром? Кто научил, что отвечать? Пиши все имена…
Более Саша не удостоил его никаким ответом.
Прошло минут пять полной тишины.
Докурив сигарету и посидев ещё несколько минут в безмолвии, Невмянов медленно поднялся, открыл дверь.
— Васнецов! — крикнул он. — Уведи!
Часа через два Сашку повели на допрос в третий раз. Он оказался в том же кабинете, где был утром, таком же накуренном. За столом находился начальник Отделения, игравший роль "добренького".
Он сказал, что сейчас Сашку отпустят домой, но перед этим — по закону — он обязан заполнить протокол.