Время дня: ночь

Беатов Александр Георгиевич

Саша задумался, молча смотрел через площадь, на здание Радиозавода…

"И тут тоже Завод… — будто бы помимо своей воли и, как бы, с юмором продолжал он размышлять. — "Если он и тут тоже…. тадыть нужна конспирация… Иначе дядя Коля перебьёт кайлом ноги… А если, наоборот, она тут не нужна, то и там тоже — не обязательна… Зачем же она нужна ему, Санитару?..

— Кто же он такой, этот Санитар? — переспросила Оля, отрывая Сашу от мыслей.

— Он послал меня с Людочкой в эту поездку, чтобы я показал ей, как живут верующие христиане на Западе, чтобы это на неё подействовало и чтобы она побыстрее выбросила из своей головы дурь. Она,

ведь, только недавно обратилась.

— А ты? Ты — давно?

— Как сказать? — Саша задумался. — Немного больше года, если считать формальное воцерковление.

— Ты знаешь, тут в одном селе, — вдруг как-то возбуждённо начала говорить Оля. — Одной женщине является Богородица. Её пытались лечить. Держали на лекарствах в психиатрической больнице, но когда выпускали, то Богородица снова ей являлась. Там, у себя дома, в одном хуторе, она такой алтарь сделала. К ней люди едут со всех концов Литвы. И власти ничего не могут поделать. Хочешь, съездим туда?

Девушка выпалила всё это на одном дыхании. Глаза её горели каким-то блеском, стали совсем другими, нежели были утром.

— Хорошо… Только как же быть с Людой?

— Ничего с ней не будет! Тут всего-то один автобус до пани Ванды. Она, наверное, уже давно там! — И подхватив Сашу под руку, девушка потащила Сашу куда-то через площадь, к автобусной остановке.

Они вышли на конечной остановке, у самой черты города, направились по шоссе, пробуя остановить попутную машину. Очень скоро их "подхватил" какой-то пожилой литовец, на "Жигулях". Оказавшись в автомобиле, Оля что-то спросила у него по-литовски, о чём-то поговорила, по всей видимости, ради приличия.

Они сидели сзади. Теперь, благодаря "балласту", состоявшему из двух пассажиров — Сашки и Ольги — автомобиль, набрав приличную скорость, хорошо держался на трассе.

— У вас хорошие дороги в Литве, — заметил Саша, обращаясь неизвестно к кому.

— У нас всё хорошее! — нейтрально ответил водитель.

Ольга прильнула к Сашиному уху и тихо прошептала:

— Я сказала, что ты — мой брат, из Москвы…

— Вы, наверное, едите в… — шофёр назвал что-то по-литовски. — Так ведь?

— Да… — ответила Оля. — А как вы догадались?

— Я в райкоме партии работаю, — ответил водитель. — Честно вам скажу… Конечно, я — крещёный, и детей своих крестил… Таков у нас на Литве обычай, традиция… Хотя это мне и не полагается по должности… И всё же, я вам скажу: в Бога я не верю! Вот так! И что вы думаете, действительно, Богородицу там увидеть? Нет… Ничего вы там не увидите кроме больной женщины…

— Есть определённые лица, — продолжал он некоторое время спустя, — Которые заинтересованы разогревать эти суеверия… Не попадайтесь на их удочку… Вы ещё молоды… Не тратьте зря своё драгоценное время… Вот вам мой совет…

Больше за всю дорогу он ничего не сказал. Да и путники, не решаясь спорить, тоже притихли, сидели молча, наблюдая пейзажи, разворачивавшиеся перед ними, и лишь изредка, тайком, поглядывали друг на друга.

"Если б я не был влюблён!" — думал Саша. — "Или если б со мной была она, другая Оля… Что же это за наваждение такое!"

Он почувствовал вдруг какое-то блаженство, растекавшееся в груди. Полотна картин Чюрлёниса, так похожие на то, что он видел сейчас за окном, поэзия, переданная в них художником, фрагмент симфонической музыки, что он услышал в музыкальной студии, когда заходил туда в поисках Людочки; и эта девушка в лёгком красном платье, "с волосами

цвета льна", с ярким блеском оживших глаз, с экзотическим акцентом речи, сидевшая рядом и вдруг неожиданно как, будто бы, сама собою появившаяся в его судьбе вопреки тому, что в его сердце проистекала невыносимая борьба тоски и жажды жизни, — всё это привело юношу в состояние экстаза…

Впрочем, экстаз длился лишь одно мгновение, — прихлынул к сердцу, а в другое мгновение расчётливый мозг, испугавшись чего-то, непроизвольно подавил зарождавшееся чувство.

"Ты не можешь в неё влюбляться!" — сказал он Сашке — "Ты больше не должен хотеть влюбляться!".

И всё же это мгновение было таким долгим, что многие годы спустя, слушая ли музыку Чюрлёниса, глядя ли на конверт пластинки, с репродукцией его картины — той самой, где морская волна готова вот-вот захлестнуть инициалы художника, — увидев ли ландшафт, чем-то напоминающий литовский, — Саша всегда вспоминал яркое солнце, мелькающие за окном поля, одинокие хутора с амбарами и мельницами, и — лёгкое красное платье незнакомой доброй и отзывчивой девушки, будто бы и по сей день, такой же юной и красивой, сидящей с ним рядом и, как ангел-хранитель, везущей куда-то, чтобы поделиться с ним большой радостью, открывшейся ей когда-то и, наверное тоже неожиданно…

Он не выдержал прикоснулся было к её руке, но подумал, что, наверное, она отдёрнет руку и отодвинется. А девушка продолжала сидеть рядом и, напротив, коснулась своим плечом его плеча.

— У тебя красивое платье, — тихо сказал Саша, боясь, что водитель услышит.

Она не успела ничего ответить, потому что машина затормозила, сворачивая с шоссе на пыльную просёлочную дорогу, по которой они потом ехали ещё, наверное, целые пол часа. Водитель подвёз их к самому месту назначения.

— Я еду в Вильнюс, — сказал он, прощаясь. — Могу заехать на обратном пути. Это будет через несколько часов.

— Спасибо вам большое, — благодарил Саша, выходя из машины. — Я даже не знаю, как вас благодарить…

— Мне денег не нужно, — пояснил водитель. — Всё равно буду возвращаться. Вы не подумайте, что если партийный, так обязательно хочет чего-то…

— Ачю, — скромно поблагодарила Оля по-литовски, вышла следом за Сашей.

Автомобиль развернулся и запылил в обратном направлении, оставив молодых людей неподалёку от какого-то деревенского дома, к которому они и направились…

Как и обещал, водитель заехал за ними через несколько часов. Уже смеркалось. Саша очень устал от болтовни женщины, которая рассказывала о своих видениях по-литовски. Оля переводила на русский, хотя всё было об одном и том же…

Какой-то столп света, запечатлённый даже на фото… Саша рассматривал фотографию, но ничего особенного, кроме белой полосы от некачественной проявки, не увидел… Якобы этот свет сходил с неба и падал как раз на то место, где во время войны был убит какой-то солдат… Женщина повела молодых людей за дом, к полю, указала на деревянный крест в земле, обложенный цветами… Тут, оказывается, и было явление самой Богородицы. Потом она привела молодёжь в импровизированную часовню — бывший хлев, с низким потолком, где, находился самодельный алтарь, заваленный цветами. Повсюду горели свечи так, что оставлять их без присмотра было бы весьма опасно. Вот, собственно, и все, за исключением намёка на пожертвование, которым никто не гнушается, оттого, мол, тут столько цветов и свечей, которые служат во славу Пресвятой Девы…