Время дня: ночь
Шрифт:
— Исть хочу! — сказал он, увидев её и грузно опустился рядом, на медицинскую кушетку.
— Коля! Здравствуй! — услышал он родной голос, откинулся головой, больно ударился затылком о стену, закрыл глаза.
Санитар, выждал с пол минуты, двинулся прочь, оставив Круглова с женой.
Они долго сидели молча. Николай открыл глаза, посмотрел кругом и повторил:
— Я исть хочу…
— Я, Коля, тебе тут принесла много еды… — сказала жена. — Мне теперь Володя хорошо помогает. — Мария подняла с пола авоську. —
— Исть хочу! — застонал Николай.
— А и правда, ты болен, Коля?! — Мария всхлипнула, утирая глаза рукавом и доставая откуда-то из кармана платок.
— Скажи им, дура, что я исть хочу, поняла? — прохрипел он и вдруг резко поворотившись к жене, посмотрел в глаза. — Поняла?!
— Поняла, Коля… Что?
— Смотрють за нами — вот что… — прошептал он тихо-тихо, и громко опять:
— Ой! — она уже не могла вытерпеть, закрыла лицо руками. И подошедший тут же санитар, взял Николая и повёл его по длинному коридору.
Через две недели Круглова выписывали. Мария расписалась в поручительстве, вышла в вестибюль, где её ожидал сын, высокий, стройный, хорошо одетый мужчина, со светлым лицом и седыми волосами.
— Обещались скоро привесть… — сказала она, подходя к нему. — Только уж не знаю, как мы таперича с ним будем управляться, с больным-то…
— Ничего, мама… — ответил сын, выделяя "го" в первом слове
— "Ничево", — поправила его она.
— Ни-че-во — повторил он, улыбаясь.
Они долго ожидали. Сначала им выдали две авоськи с одеждой и прочей поклажей Николая. Затем в вестибюль вошло несколько человек, в пиджаках, разместились на стульях, развернули газеты. И тогда же вывели Круглова.
Николай остановился. Мария бросилась к нему.
— Коля! Это — Володя!
Круглов поднял руки, соединил их перед собой, стал теребить пальцами.
Сын подошёл, обнял за плечи отца. Николай оборотился, посмотрел на дверь, откуда вышел только что.
— Коля! — Мария взяла его за руку. — Это же Володя! Разве не узнаёшь?
Круглов дёрнулся, отступил обратно к двери, взялся за ручку.
— Коля! — Мария последовала за ним.
— Папа… — сказал сын.
— Погодь! — бросила ему через плечо мать, подходя к мужу.
— Коля, пойдём со мной домой, милой!
Он оторвался от двери, поворотился к ней.
— Исть хочу… — сказал он. — Я исть хочу…
Слеза потекла у него из левого глаза. Мария сразу же вытерла её своим платком, обняла мужа, повела к выходу. За ними последовал было сын. Но медсестра, всё наблюдавшая, остановила его.
— Авоськи-то с вещами возьмите!.. Искать будете потом… Мне они ни к чему…
Читавшие газеты переглянулись, поднялись, одновременно, следом за иностранцем направились к выходу.
Откуда-то появился врач.
— А
— Перестань! — ответил врач. — Отработанный материал… Иначе бы не выпустили… Я буду ждать тебя в машине, как всегда…
Мария усадила Николая в такси сзади и села рядом. Владимир, уложив авоськи в багажник, который неспешно раскрыл таксист, сел впереди.
Автомобиль тронулся, поехал неспешно под уклон, пропустил трамвай, повернул направо, поехал вдоль трамвайных рельс, снова повернул направо, снова пересёк трамвайные пути, проехал мимо Дома Аспирантов.
— А эти, что, с вами? — спросил таксист, оборачиваясь.
— Кто? — удивилась Мария.
— "Волга" чёрная… Не отстаёт… И — с антенной на крыше…
— Энти таперича не отстанут! — Николай вдруг приподнялся и, не в силах более сдерживаться, обнял сына, как мог, несмотря на мешавшую спинку его сидения и ограниченность пространства. — Ну! Здравствуй, сынок!
— Коля! — воскликнула Мария. — А я-то думала, дура, что ты — больной!
6. Красный абажур
Священник ложился спать рано. Он предупредил гостей, что ночью уходит молиться в храм, и что это — его монашеский обет. Среди книг, что он дал Саше, оказалась "Философия Свободного Духа" Николая Бердяева. Натолкнувшись впервые на этого мыслителя, Саша погрузился в чтение с головою, и обнаружил столько мыслей, созвучных его собственным, и столько неожиданных выводов, до которых он ещё не додумывался, что совсем забыл про свою подругу, задремавшую в кресле, у камина.
— До того, как я встретила тебя и Санитара… — вдруг сказала Люда, — Я и представить себе не могла, что буду тут, в глухом литовском хуторе, у иеромонаха… Ведь, я была совсем другая…
Саша оторвался от книги. Огонь в камине слегка потрескивал. За окнами было темно. Он взглянул на ручные часы. Было два часа ночи.
— Он действительно ушёл в церковь, — сказала Люда. — Я слышала.
— Да. Он же говорил об этом…
Люда ничего не ответила, помолчала, и вдруг спросила:
— Ты знаешь, как я потеряла девственность?
Саша ещё был погружён в чтение и не сразу переключился. Он оторвал глаза от книги, взглянул сначала на пламя огня, в камине, потом — на Люду.
— Я познакомилась с одним шведом, ты знаешь… Думала, что женится, заберёт с собой… Но… Какое там! Он был в какой-то командировке целый месяц. Так я у него в номере почти каждый вечер бывала. Он уж от меня не знал, бедный, как отвязаться… Пока, наконец, не сказал, что женат и имеет двух детей. Только я не поверила. И тогда он показал мне фотографии…
Люда говорила тихо, медленно. Видимо, обстановка располагала её на откровенность. Ей хотелось поделиться своими мыслями, выговориться.